амеры ужо рубять килобаксы на ква-ioгцах .. хфилософию Махарши - тупому обывателю за бабки впарить задачка зело.. надо сначала напужать его до усрачки а потом поманить в голубыя дали ))
пишет в стиле - "разжёвано для имбецилов" _учёным-литератором_ (+см.
flib../b/476026 - Темная материя 1211K - Крауч///
– Я работал над созданием
квантовой суперпозиции объекта, видимого человеческим глазом, – отвечаю я.
///
Текст на сертификате гласит:
Премия Павиа присуждена ДЖЕЙСОНУ ЭШЛИ ДЕССЕНУ – за выдающиеся достижения в продвижении наших знаний и понимания происхождения, эволюции и свойств вселенной посредством помещения макроскопического объекта в состояние
квантовой суперпозиции.
///
Я вхожу в ангар и в падающем из-под высокого потолка свете вижу куб цвета орудийного металла со стороной в двенадцать футов.
Пульс резко ускоряется.
Я смотрю и не верю своим глазам.
– Красавец, да? – спрашивает Лейтон, заметив, должно быть, мое состояние.
Не то слово!
Сначала я думаю, что гудение внутри ангара как-то связано с освещением, но потом понимаю – нет, тут что-то другое. Гул такой глубокий, что отдается в
крестце, словно ультранизкочастотная вибрация тяжелого, массивного двигателя.
Как будто загипнотизированный, я подхожу к боксу.
Никогда и не мечтал даже, что увижу его, так сказать, во плоти и в этом масштабе.
Вблизи поверхность совсем не гладкая, и свет отражает так, что она кажется многогранной, почти полупрозрачной.
Лейтон указывает на сверкающий под лампами идеально чистый бетонный пол.
– Вот здесь тебя и нашли. Ты был без сознания.
Мы медленно обходим куб.
Я протягиваю руку, провожу по его поверхности пальцами.
Холодная.
– Одиннадцать лет назад, после того как ты получил премию Павиа, мы пришли к тебе и сказали, что у нас есть пять миллиардов долларов. Можно было бы построить космический корабль, но мы отдали деньги тебе. Чтобы посмотреть, чего ты способен достичь, располагая неограниченными ресурсами.
– Мои работы здесь? – спрашиваю я. – Мои записи?
– Конечно.
Мы доходим до дальней стороны бокса.
Лейтон ведет меня дальше, за угол.
На этой стороне в кубе вырезана дверь.
– Что внутри? – спрашиваю я.
– Посмотри сам.
Основание дверной коробки находится примерно в футе от пола ангара.
Я поворачиваю вниз ручку, толкаю дверь и уже делаю шаг…
Вэнс кладет руку мне на плечо.
– Дальше нельзя. Ради твоей же безопасности.
– Это опасно?
– Ты вошел в него третьим. Еще двое вошли после тебя. Пока что вернулся только ты один.
– Что случилось с остальными?
– Мы не знаем. Использовать внутри записывающие устройства не получается. Единственный отчет, на который можно рассчитывать на данном этапе, – это рассказ кого-то, кому удастся вернуться. Как тебе.
Внутри бокса пусто, неприглядно и темно.
Стены, пол и потолок изготовлены из того же, что и снаружи, материала.
– Звуконепроницаемый, герметичный, защищенный от ионизирующего излучения и, как ты, возможно, уже догадался, генерирует сильное магнитное поле, – говорит Лейтон.
Я закрываю дверь и слышу, как внутри срабатывает запирающее устройство и штифт замка становится на место.
Смотрю на куб и как будто вижу восставшую из мертвых неосуществленную мечту.
Мне было около тридцати, когда я работал с подобием такого вот куба. Только тот имел сторону длиной в один дюйм и предназначался для помещения макроскопического объекта в суперпозицию.
Или в «кошачье состояние», как говорим иногда с претензией на юмор мы, физики.
Речь, разумеется, идет о коте Шредингера, знаменитом мысленном эксперименте.
Представьте, что внутри герметично закрытого стального ящика находятся кот, колба с ядом и радиоактивный источник. Если внешний сенсор регистрирует радиоактивность – в данном случае распад атома, – колба разбивается, и высвободившийся яд убивает кота. При этом шансы на то, что атом распадется или не распадется, равны.
Остроумный способ связать два мира: наш, классический, и субатомный.
Копенгагенская интерпретация квантовой механики предлагает следующее: до момента вскрытия ящика, до непосредственного наблюдения, атом пребывает в суперпозиции неопределенного состоянии распада и нераспада. Что означает, в свою очередь, что кот одновременно жив и мертв.
И только после того, как ящик открывается и происходит акт наблюдения, волновая функция редуцирует в одно из двух состояний.
Другими словами, мы видим только один из двух возможных исходов.
Например, мертвого кота.
И это становится нашей реальностью.
Но тут начинается самое чудное.
Есть ли где-нибудь другой мир, столь же реальный, как и известный нам, где, открыв стальной ящик, мы обнаруживаем живого, мурлычущего кота?
Многомировая интерпретация
квантовой механики дает положительный ответ.
Когда мы открываем ящик, возникает развилка.
В одной вселенной мы обнаруживаем мертвого кота.
В другой вселенной мы обнаруживаем живого кота.
И именно акт нашего наблюдения или убивает его, или позволяет ему жить.
А дальше уже просто мозги закипают.
Потому что все эти наблюдения случаются постоянно.
Следовательно, если мир действительно разветвляется при каждом наблюдении, это означает, что существует бесконечное множество вселенных – мультивселенная, – где случается все, что может случиться.
Моя идея заключалась в создании среды, защищенной от наблюдения и внешних стимулов, с тем чтобы мой макроскопический объект – диск из нитрида алюминия диаметром 40 микрометров, состоящий из примерно триллиона атомов, – мог свободно существовать в «кошачьем положении» и не декогерировать вследствие взаимодействия с его окружением.
Проблема так и осталась нерешенной – финансы кончились раньше, – но, очевидно, какой-то другой я довел дело до конца. А потом реализовал идею на невероятном уровне. Потому что если то, что говорит Лейтон, правда, то этот куб делает что-то такое, что, согласно всем моим знаниям о физике, невозможно.
Я чувствую себя неуютно, будто проиграл состязание лучшему противнику. Ящик создал другой человек – человек эпического видения.
Человек более умный, более талантливый.
Я смотрю на Вэнса.
– Работает?
– Тот факт, что ты стоишь здесь, рядом со мной, позволяет предположить, что да, работает.
– Не понимаю. Если хочешь поместить частицу в
квантовое состояние в лабораторных условиях, то создаешь депривационную камеру. Убираешь свет, откачиваешь воздух, доводишь температуру почти до абсолютного нуля. Человека это убило бы. И чем дальше, тем менее устойчивой становится система. Даже под землей
квантовое состояние в кубе могут нарушить всевозможные частицы – нейтрино, космические лучи… Проблема представляется неразрешимой.
– Не знаю, что и сказать. Ты смог. Ты – решил.
– Как?
Лейтон улыбается:
– Послушай, когда ты объяснял, все было ясно и понятно, но сам я объяснять не мастер. Почитай свои записи. Скажу только, что этот куб создает и поддерживает среду, в которой обычные предметы могут существовать в
квантовой суперпозиции.
– Включая нас?
– Включая нас.
– О’кей…
Все, что я знаю, говорит о том, что это невозможно, но, очевидно, мне удалось создать на макроуровне фертильную
квантовую среду, используя, возможно, магнитное поле.
Но как же человек в кубе?
Те, кто в кубе, они ведь тоже наблюдатели.
Мы живем в состоянии
декогеренции в одной реальности, потому что постоянно наблюдаем нашу среду и
коллапс нашей собственной волновой функции.
Должно быть, тут есть что-то еще.
– Идем, – говорит Лейтон. – Хочу показать кое-что.
///
Десять лет назад, в свой первый рабочий день в лаборатории «Скорость», я написал программное заявление, с которым обратился ко всей команде, имея целью привести их к пониманию концепций
квантовой механики и мультивселенной.
Мое внимание привлекает, в частности, раздел, посвященный разномерности.
Я писал:
Мы воспринимаем среду в трех измерениях, но фактически не живем в трехмерном мире. Трехмерность статична. Кадр. Чтобы приступить к описанию природы нашего существования, нужно добавить четвертое измерение.
Четырехмерный тессеракт не добавляет пространственное измерение. Он добавляет временное измерение. Добавляет время, поток трехмерных кубов, представляющих пространство в движении по стреле времени.
Лучшая иллюстрация – посмотреть в ночное небо на звезды, сияние которых доходит до нас за пятьдесят световых лет. Или за пятьсот. Или за пять миллиардов. Мы не просто смотрим в пространство – мы смотрим сквозь время.
Наш путь через это четырехмерное пространство есть наша мировая линия (реальность), начинающаяся с нашего рождения и заканчивающаяся нашей смертью. Точку в пределах гиперкуба определяют четыре координаты (x, y, z и в [время]). Мы считаем, что она там и находится, но это верно только в случае, если каждый результат неизбежен, если свободная воля – иллюзия и наша мировая линия – единична.
Что, если наша мировая линия – лишь одна из бесчисленного множества мировых линий и некоторые из них лишь незначительно отличаются от той жизни, которую мы знаем, а другие отличаются кардинально?
Многомировая интерпретация
квантовой механики постулирует существование всех возможных реальностей. Согласно ей, все, что имеет возможность случиться, случается. Все, что могло случиться в нашем прошлом, действительно случилось, но только в другой вселенной. А если это правда?
Что, если мы живем в пятимерном вероятностном пространстве?
Что, если мы действительно населяем мультивселенную, но наш мозг в процессе эволюции обеспечил нас файрволлом, ограничивающим наше восприятие единственной вселенной? Одной мировой линией. Той, которую мы выбираем момент за моментом. Если подумать, смысл в этом есть. Мы не могли бы, наверное, одновременно наблюдать все возможные реальности.
Так как же попасть в пятимерное вероятностное пространство?
И где, если такое случится, мы окажемся?
///
Если наш мозг настроен так, чтобы не позволять нам воспринимать наше собственное
квантовое состояние, то, возможно, существует препарат, способный отключить этот механизм, – тот самый «файрволл», о котором я писал в программном заявлении.
В моем мире Холдер изучал префронтальную кору головного мозга и ее роль в генерации сознания. Вполне логично предположить, что он мог создать некое вещество, которое меняет восприятие нашим мозгом действительности. Которое не дает нам декогерировать наше окружение и редуцировать нашу волновую функцию.
///
Я наклоняюсь к нему и шепчу:
– Всё. До последнего слова. Говори тише. Нас могут слушать.
– Но как ты попал сюда? – шепчет мой друг. – В этот мир?
– За этой камерой есть ангар, а в ангаре – металлический ящик, построенный другим «я».
– И что он собой представляет, этот ящик?
– Насколько я могу судить, это ворота в мультивселенную.
Райан смотрит на меня как на сумасшедшего.
– Разве такое возможно?
– Мне нужно, чтобы ты меня выслушал. В ту ночь, когда я сбежал отсюда, я пошел в больницу. Они провели токсикологический скрининг и обнаружили следы некоего загадочного психоактивного вещества. На выставке у Дэниелы ты спросил, сработал ли «состав». Над чем ты работал? Что делал для меня?
– Ты попросил меня изготовить состав, который мог бы временно
изменять функционирование химии мозга в трех полях Бродмана префронтальной коры. На это ушло четыре года. По крайней мере, ты хорошо мне заплатил.
– Изменять как?
– Усыплять на какое-то время. Зачем – об этом я понятия не имел.
– Ты понимаешь концепцию феномена
кота Шредингера?
– Конечно.
– И как наблюдение определяет реальность?
– Да.
– Этот другой «я» пытался поставить
человека в суперпозицию. Теоретически это невозможно, поскольку наше сознание и сила наблюдения никогда ничего такого не допустят.
Но если б в мозгу был механизм, отвечающий за эффект наблюдателя…– Ты хотел отключить его.
– Вот именно.
– Значит, мой состав
препятствует декогерированию?
– Думаю, что да.
– Но не препятствует другим декогерировать нас. Не мешает их эффекту наблюдателя определять нашу реальность.
– И вот тут в игру вступает куб.
– Вот дерьмо! Значит, ты открыл способ
превращать человека в живого и мертвого кота? Но это… потрясающе.
///
укола я почти не чувствую.
– Что дальше?
– Убедись, что попал в вену.
– Как я…
– Чуть-чуть потяни назад поршень.
Тяну.
– Кровь видишь?
– Да.
– Молодец. Попал. Теперь сними жгут и медленно вводи.
Я выжимаю поршень.
– Когда проявится эффект?
– Обычно проявляется мгновенно, если…
Концовку предложения я уже не слышу.
В меня как будто врывается волна.
Я приваливаюсь к стене и теряю счет времени…
Передо мной лицо Аманды. Она говорит что-то, произносит какие-то слова, которые я силюсь и не могу понять.
Опускаю глаза. Вижу, как она вытаскивает из моей руки шприц и прижимает к крошечной ранке у локтя влажный тампон.
Ее слова обретают наконец смысл.
– Прижми и держи.
Теперь уже я наблюдаю, как она подносит руку к свету, делает укол себе в вену и ослабляет жгут. Числа на циферблате часов продолжают бег к нулю.
И вот уже Аманда лежит, распростершись, на полу, как получивший дозу наркоман, а время истекает, но это уже не важно.
Я смотрю и не верю своим глазам.
Глава 8
Я сижу.
С ясной головой. Собранный и настороженный.
Аманда уже не лежит на полу, а стоит неподалеку спиной ко мне.
Окликаю ее, спрашиваю, всё ли в порядке, но ответа нет.
С усилием поднимаюсь.
Лукас держит в руке фонарь, и, подойдя ближе, я вижу, что свет не падает на стену куба, которая должна быть здесь, прямо перед нами.
Я прохожу мимо, и Аманда идет за мной с фонарем.
Еще одна дверь, идентичная той, через которую мы вышли из ангара.
Иду дальше.
Футов через двенадцать следующая дверь.
За ней – другая.
И еще одна.
И еще…
В фонарике шестидесятиваттная лампочка, и света хватает на семьдесят-восемьдесят футов – дальше он меркнет, отражаясь призрачными бликами от холодной поверхности металлических стен с одной стороны и уходящих вдаль дверей, расположенных на равном расстоянии одна от другой.
За кругом света – абсолютная тьма.
Пораженный, я замираю.
Я думаю о тысячах прочитанных за свою жизнь книг и статей. О сданных экзаменах. О проведенных занятиях. О выученных наизусть теориях и написанных на досках уравнениях. Я думаю о тех месяцах, которые провел в «чистой комнате», где пытался построить что-то, бывшее бледным подобием этого места.
Ближе всего подобраться к материальным объектам исследования изучающие физику и космологию могут с помощью телескопа, наблюдая за древними галактиками. О столкновении частиц мы судим по информации, полученной от приборов, но видеть сами столкновения не можем.
Между уравнениями и реальностью, которую они представляют, всегда есть граница, барьер.
Но теперь никакой границы больше нет. По крайней мере, для меня.Одна мысль стучит в голове: я здесь. Я действительно здесь, в этом месте. Оно существует.
Ощущение чуда переполняет меня, вытесняя – по крайней мере, на мгновение – страх.
– Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это непостижимое, – говорю я и, заметив вопросительный взгляд Аманды, поясняю: – Эйнштейн сказал, не я.
– А оно реально, это место?
– Что ты имеешь в виду под «реально»?
– Мы действительно находимся в какой-то физической локации?
– Думаю, это манифестация разума, пытающегося визуально объяснить нечто, недоступное нашему мозгу в силу его недостаточной эволюции.
– И это нечто…
– Суперпозиция.
– То есть мы пребываем сейчас в
квантовом состоянии?
Я бросаю взгляд назад, в коридор. Потом вперед, во тьму.
Даже в тусклом свете фонарика заметно, что пространство обладает таким качеством, как рекурсивность – словно два зеркала смотрят одно в другое.
– Да, – отвечаю я. – Оно выглядит как коридор, но я думаю, что на самом деле это куб повторяет себя во всех возможных реальностях, имеющих общую точку в пространстве и времени.
– Как поперечный разрез?
– Вот именно. В
квантовой механике существует понятие волновой функции, которая содержит в себе всю информацию о системе – до ее коллапса вследствие наблюдения. На мой взгляд, этот коридор есть способ визуализации мозгом содержания волновой функции, всех возможных последствий нашего суперпозиционного
квантового состояния.
– И куда этот коридор ведет? – спрашивает Аманда. – Если мы пойдем по нему дальше, то где в конце концов окажемся?
– Он бесконечен, – говорю я, и ощущение чуда рассеивается, сменяясь ужасом.
///
Поворачиваю ручку, слышу, как отходит задвижка, и толкаю.
Дверь распахивается внутрь.
– Что там? – шепчет Лукас. – Что ты видишь?
– Пока ничего. Там тоже темно. Дай-ка мне… – Я беру у нее фонарь и только теперь замечаю, что мы снова стоим в кубе. – Смотри-ка, коридор исчез!
– Тебя это удивляет?
– Вообще-то, вполне логично. Среда за дверью взаимодействует с интерьером куба. Она дестабилизировала
квантовое состояние.
Я поворачиваюсь к открытой двери и поднимаю фонарь. Ничего особенного – потрескавшийся тротуар.
///
– Сколько раз можно глотать эту гадость, не опасаясь поджарить мозги?
– Вообще-то тестирование проводилось.
– Ловили бездомных на улице?
Моя спутница почти улыбается.
– Никто не умер. Выяснилось, что неоднократное употребление вызывает напряжение в функционировании нервной системы и повышает толерантность к нему. С другой стороны, период полувыведения у него короток, и если не глотать одну ампулу за другой, опасности нет. – Аманда надевает туфли и смотрит на меня. – Ну что, доволен собой?
– В каком смысле?
– Ну, ты же построил эту штуку!
– Да, построил, но все еще не знаю как. Теорию я понимаю, но создание стабильного
квантового состояния для человека…
– Невероятный прорыв?
Конечно, прорыв. При мысли о том, что казавшееся невероятным и невозможным вполне реально и достижимо, у меня по спине идет холодок.
– Шансов – один на миллион, но мы имеем дело с мультивселенной, – говорю я Аманде. – С бесконечностью. Может быть, в миллионе других, похожих на ваш миров у меня ничего не получилось. Но важен только один
///
– Прежде всего надо вычислить, сколько времени в коридоре дает нам препарат. Вычислить точно, до минуты.
– На сколько ты хочешь завести часы?
– Если, как ты говоришь, у нас есть примерно час, давай установим дедлайн – девяносто минут. Сюда войдет тридцать минут ожидания эффекта и шестьдесят минут под действием состава.
– Я вешу меньше тебя. Что, если у меня эффект будет сохраняться дольше?
– Не важно. Как только действие заканчивается у одного из нас, он декогерирует
квантовое состояние и редуцирует коридор. И на всякий случай давай договоримся, что двери мы начинаем открывать на восемьдесят пятой минуте.
– С надеждой на что?
– На мир, который не сожрет нас заживо.
///
Благодарности
Этот роман был самой трудной работой в моей карьере,
///
Профессор физики и астрономии
Клиффорд Джонсон помог мне не выглядеть полным идиотом при обсуждении в самом общем плане концепций квантовой механики. Если я ляпнул что-то не то – вина на мне.
А если и соединены,то фигня всякая получается. 
