Амрита. Хим. формула (состав) и процесс образования (в сахасраре?) - Часть 3

[Oleg]

--->

Сегодня «Радостея» выглядит безобидной, стараясь всем понравиться. Но логика развития в таких случаях, как правило, отрицательна. Цель лидеров подобных движений не дать что-то людям, а по возможности даром получить от них всё, что возможно. По мере набора сектой массовости и силы у её основателей усиливается жажда власти, откровенная нацеленность на материальную выгоду, реализация своих стремлений в рабском почитании со стороны окружающих.

Уже сейчас достаточно большое количество людей, втянутых в «Радостею», отказываясь от своей предыдущей «несовершенной жизни» с её типичными проблемами, беспрестанно курсирует следом за Евдокией Марченко в бесконечном калейдоскопе её «школ», семинаров и мероприятий. Теперь они оказались во власти другой проблемы: где взять деньги на «совершенствование», которое не имеет предела? Кроме того, постоянное вычитывание ритмов отбирает массу времени и блокирует необходимую по жизни оперативность мышления, значительно понижая при этом его качество. Реальные действия по решению насущных задач заменены по сути магическими, иллюзорными. Что же до первоначальной вдохновенности адептов «Радостеи», то вскоре многие из них начинают замечать: есть что-то жутко фальшивое в этих бесконечных песнопениях и эйфории. Затем прозревшие по-тихому отчаливают в сторону, вовремя унося ноги, но молва о чудотворице Евдокии уже пошла но Руси Великой, и не быть святому местy пустым. «Движение» развивается, и в скором времени человечество, без сомнения, будет осчастливлено «духовными трудами» Евдокии Марченко в печатном виде (что и произошло во второй половине девяносто девятого года: в «Книжном обозрении», как из ведра, посыпались объявления о выходе в свет целой серии «духовных» опусов Е. Марченко, включая её поэтические «шедевры»).

Психика русского человека после краха социализма является в высшей степени неуравновешенной системой, которая склонна к «самоповреждению в ходе функционирования» (Юнг, «Дух и жизнь», с.27). Кроме того, существует опасность подмены необходимого каждому личного труда самопознания новой волной сермяжной православной религиозности, которая упорно навязывается гражданам России. К сожалению, в нашей стране исторически сложилась печальная традиция, согласно которой народу всегда необходим, как воздух, и привычен либо «отец родной», либо традиционная церковь, на свой лад гарантирующая светлое будущее, правда, не здесь (святые отцы гораздо умнее Никиты Хрущёва), но в раю, для чего, опять же надо неопределённо долго терпеть и верить. Независимость мышления отдельной личности и самостоятельный выбор духовного пути русской Православной церковью категорически не приветствуется.
...
Приведу два опасных, но достаточно типовых варианта развития событий, когда отрицательные содержания могут проявиться на экране ума в позитивной форме либо фабрикуются самим сознанием в виде своеобразной подделки искомого процесса. Для этого обратимся к созерцательной практике древнего христианства, которая использовалась в исихазме («исихия» — значит покой, безмолвие — по смыслу это схоже с йоговской практикой «антара моуны»).

Самое интересное заключается в том, что традиция «исихазма», отнюдь не одобряемая Русской православной церковью, в полуподпольной форме дожила чуть ли не до наших дней в таких разновидностях русского монашества, как старчество и схимничество. После собора 1504 года, когда иосифляне добились осуждения нестяжательской ереси, Нил Сорский удалился в пустынь, где и продолжил обучение Иисусовой молитве самых способных и ревностных последователей.

Для нас, однако, наибольший интерес представляют параллели между «умным деланием» и образной медитацией.

Неправильное и опасное развитие событий в процессе «умного делания» отцы Церкви называли «прелестью», хотя то, что подразумевается под конечным контактом в Иисусовой молитве, лишь весьма косвенно соотносится с тем, о чём идёт речь в самореализации посредством метода йоги (подробнее — см. гл. «Йога и христианский мистицизм»). Однако последовательности событий, имеющих место в самьяме йоги и «умном делании», вполне годны для сравнения, поскольку запускаются одни и те же механизмы, в итоге по разному срабатывающие.

Когда разбиралась практика асан, шла речь о принципе «у-вэй», о «действии недействием». Собственно говоря, этот принцип реализуется в любой медитативной технике, будь это Иисусова молитва или ЧД (хотя в последней с определёнными оговорками). В обеих случаях адепт создаёт необходимые и достаточные условия для того, чтобы включился известный естественный процесс. Создание таких условий, как и выбор метода — прерогатива субъекта. Но когда искомое началось, субъекту больше здесь делать нечего.

Вот как говорит об этом святой Игнатий Брянчанинов: «В молитве Иисусовой есть два главнейших периода. В первом молишься при одном собственном усилии. Божья благодать несомненно присутствует, но не обнаруживает себя. Во втором периоде благодать обнаруживает своё присутствие и действие, соединяя ум с сердцем, доставляя возможность молиться непарительно (как бы само собой). Молитва первого периода — трудовая, деятельная, второго — благодатная и самодвижная» («Но молитва питаясь молитвой произносит молитву сама»).

Святые Отцы категорически настаивают на том, что высшее состояние и благодать Божия не приобретаются собственным усилием и не приходят без непрерывного покаяния.

Понятно, что ощущение покаяния есть прежде всего осознание своей ничтожности перед лицом Бога или мироздания, что ведёт к необходимому уменьшению масштаба самооценки, осознанию того, что «Дождь идёт и землю мочит, доходит влага до корней, и то, чего живой не хочет, — того он ждёт всего сильней. Над лесом пляшут под сурдинку, большие майские жуки, и жизнь и смерть стоят в обнимку на берегу одной реки».

Только при реальном масштабе самооценки человек не станет пытаться самостоятельно одолеть весь путь от начала до конца, лично контролируя каждый шаг и надеясь исключительно на самого себя. Недаром на латыни слово «сатана» пишется как «IPSE», что означает «сам». Любой переход — в медитации ли йоги или в Иисусовой молитве — за ту грань, где человеческие полномочия кончаются, аннулирует все достижения, затраченные усилия и приводит к неприятностям. Отсюда самыми страшными грехами отцы Церкви считали самомнение и самочиние. Они настаивали на том, что благодать Божья даётся только тем, что (кто) находится вне человека, и гораздо предпочтительнее падающий и встающий, нежели стоящий и не кающийся. С одной стороны, понятна и естественна человеческая гордость с её больным вопросом: «Тварь я дрожащая или право имею?», с другой стороны, как уже отмечалось, аналитический разум и человеческая воля привыкли брать на себя слишком многое.
...
ко всему подряд пришпиливаются сегодня бесконечные заклинания о духовности. Это слово стало едва ли не таким же навязчивым, как совсем недавние «морально-политическое единство советского народа» или «закрома Родины». Странные типы на значительно поголубевших экранах талдычат о духовности русского православия, духовных путях русской истории, духовных учителях, духовном опыте и Бог знает о чём ещё с неизменным прибавлением слова «духовность».

Что говорит по этому поводу классика? В Новом Завете слово «духовность» повторяется много раз и означает «причастный к святому духу». Обычно «духовное» противопоставляют «животному» или «телесному». Во всех религиях считается, что есть духовное благо и есть духовное зло. Церковь утверждает, что худшие наши грехи — духовные.

Христианство изначально полагало, что в душе человеческой высшее постоянно воюет с низшим: есть плотские, низменные проявления человека — чувственность, аппетит и т.д., а есть высокие — дух, вера, нравственность, мысль.

Рене Декарт в трактате «О страстях», напротив, решительно подчёркивал, что нет высоких и низких частей души, она является единой и неделимой. Мераб Мамардашвили, один из честнейших философов нашего века, утверждал, что душа не более духовна, чем материя материальна, и вопреки дешёвым обыденным представлениям массового христианства никакой борьбы между высоким и низким в человеке не существует, поскольку он целостен в своей природе и проявлениях.

Воротить нос от грязи — этой адской смеси из бывшей живой плоти и самой земли — значит, поощрять небытие, утверждал Экзюпери. Он приводил в качестве примера образ прекрасного кедра, который тоже есть не что иное, как грязь, благодаря собственной работе очистившаяся до высокой добродетели и совершенства.

В своей замечательной метафоре Маленький принц утверждает, что кедр питается тлением, и только благодаря труду роста, превращает землю и тлен в ствол, ветви и хвою. Экзюпери был глубоко верующим человеком, и тем более интересны его мысли о бескомпромиссных «борцах» за моральную чистоту и духовность: «Нельзя требовать, чтобы человек перестал потеть. Вместе с потом ты уничтожаешь людскую силу. Кастраты борются с пороками, грязью и потом, которые являются признаками силы — силы без доброго применения. Они уничтожат силу — низшее, и вместе с этим жизнь». Чтобы дотянуться к свету, кедр должен врасти корнями глубоко в темноту. Если даже относиться к своей материальной «принадлежности» как к недостатку, то ещё Ларошфуко отмечал: «Наши недостатки — это продолжение наших достоинств». Апостол Павел утверждал, что «высшее не стоит без низшего», а Лао Цзы — что «высокое держится на глубоком».
...
После того как революционный угар пролетарского сознания начал выветриваться, партия срочно предписала каждому вызубрить «от» и «до» моральный кодекс строителя коммунизма, подразумевалось, что после этого любой человек автоматически станет духовен, высокоморален и с сердцем, лёгким от песни весёлой, незаметно окажется в светлом будущем. Как это неоднократно бывало в истории и раньше — не получилось.

Российскому обывателю исторически предлагалось без особых хлопот и материальных расходов приобщиться к истинной духовности через русскую православную церковь и её обряды, например — посредством крещения. Однако любителей легких путей и тут ждёт разочарование, ибо ещё Ницше отметил, что у крещеного даже меньше шансов стать настоящим христианином, чем у нехристя, ибо крещение по своей сути вовсе не должно быть формальным обрядом, который священнослужитель совершает по первому требованию и за сходную плату. На самом деле крещение призвано быть завершающим, итоговым актом длительного личностного развития, который логичен для человека в силу глубокой внутренней необходимости. Сейчас же народ записывается «в православные», как в двадцатые годы — в большевики или Белую гвардию.

Как вы понимаете, здесь я касаюсь темы возвращения к духовности через религиозную веру, само наше время и крутые жизненные перемены создают к этому множество препятствий. Раньше народ был почти поголовно «охвачен» партией, теперь, когда всё это рассыпалось и исчезло, людям по привычке всё равно необходимо быть в каких-то «рядах», а привычка — это страшная сила. Историк Яков Кротов замечает: «Фанатизм, страсть отмежёвываться и тыкать в еретиков пальцами сами по себе вроде бы не делают человека неправославным по духу, по манере поведения — но всё-таки православные и таких субъектов считают своими. Это своеобразное перемирие, внутреннее согласие взрывается только в тех случаях, когда православие берёт себе на вооружение государственная власть» («GEO» №1, 2000, с.53).

Церковь предлагает народу традиционную религию русского человека — православие, но знает ли этот человек, особенно в глубинке, что-либо достоверное об этом своём христианстве, его происхождении, развитии, ересях, борьбе за существование? Просто верить? Для этого всё слишком долго не верили. Креститься? Сколько угодно, но где смысл? У Ницше есть работа, которая называется «Философствование с молотком»: ходит человек и ударяет по красивым статуям богов, в ответ — гулкий звук, они пустые, также как пусты и свободны от истинной веры души тех, кто быстро и дёшево становятся христианами, прибегая только ко внешним знакам веры.

Отсюда Ницше с горечью констатировал, что цивилизация — лишь тонкая плёнка над морем мрака, океаном инстинктов, и в любую минуту всё это может рухнуть, потому что ни на чём не основано. Правоту философа подтвердили два мировых прецедента: коммунизм и нацизм.
...
Кроме того, кто сказал, что общечеловеческие ценности, ставшие всеобщими моральными принципами человечества, были сформулированы впервые именно христианством?

В Георгиевском монастыре, что под Севастополем, облачённый в рясу священника человек с перекошенным лицом злобно кричал: «Немедленно уберите видеокамеру, тут запрещено снимать! Иначе конфискую!» На мой недоуменный вопрос: «В чём дело, батюшка, тут ведь одни развалины?» — прозвучало нечто поразительное: «Тут ещё и военная часть рядом! И я, как бывший офицер, не могу допустить видеосъёмку вблизи объекта!» Невооружённым глазом было видно, что «святой отец» с армейской прямолинейностью вымогает деньги, одновременно срывая накопленную по жизни злобу, но что я мог противопоставить этому странному существу, с лёгкостью поменявшему жест «есть» на крестное знамение? И сколько их сегодня среди нас, двуликих Янусов безумной эпохи?

Кант говорил, что самое трудное — это движение в сознании, которое в корне отличается от ритуала, являющегося движением внешним, можно выполнять ритуал без малейшего волнения души.

Духовность и моральность — две стороны медали. Известно, что первая форма, в которой возникла философско-религиозная мысль, это философия личного спасения. Уже мудрецы и философы древности полагали, что мир, в котором мы родились случайно, устроен так, что от него приходится спасаться, проделывать какой-то специальный путь, чтобы выйти из бессмысленного круговорота обычной жизни, ведущего к бесконечному перерождению, повторениям одного и того же.

Всегда считалось, что есть другой мир — справедливости, счастья, свободы, он где-то там, быть может, на небе. Многие религии обещали пребывание в раю после смерти, если ты будешь праведно вести себя на этой земле, не сомневаясь в данной вере, её представителях и не выступая против них и власть имущих. Тем не менее рай оставался несбыточной мечтой, а людям всегда хотелось сделать совершенным именно эту реальность, чтобы хотя бы чуточку пожить наяву в царстве всеобщего счастья.
...
на пути к «голубым городам» «разбивались машины, семьи и черепа, а мы шли на вершины, наши гимны хрипя».

Всё это закончилось ещё вчера, и для тех, кто раньше привычно адаптировался к социуму через коллективизм, наступил душевный крах, каждый остался наедине с пустотой самого себя. Произошло то, о чём мечталось ещё в семидесятых: «Пусть вспыхнет боль, безжалостно остра, пусть крик и страх забьются в душах сонных, и жизнь, — страшна, прекрасна и пестра, — прервёт покой впервые потрясённых». Это, наконец, случилось, и до обыденного человеческого сознания, ужаснувшегося от всеобщей бессмыслицы, начала медленно доходить банальная истина: «...Впервые за многие сроки я понял далёкий намек: мы так же с тобой одиноки, как каждый из нас одинок».

Сегодня роль водителя духовного ритма пытается взять на себя Русская православная церковь, но по ряду причин её воздействие охватывает незначительную часть населения. Поскольку западное общество в силу издержек собственного развития переполнено адептами «истинных» и «единственных» способов и путей «спасения», то многие из них с восторгом ринулись на бескрайние российские просторы, где ошалело мечутся не охваченные пока «духовностью» стада российских аборигенов.

По данным Л. Гримака, сегодня в России орудует около двухсот религиозных сект, хотя считается, что на самом деле их гораздо больше.

Что же сулят все эти «просветлённые» и «продвинутые» (включая и неойогу, то есть «Живую этику» Рерихов), присвоившие себе право быть выразителями «всеобщего блага» и вещать от имени всех других и якобы в их интересах?

Как ни странно они предлагают всё тот же пропахший нафталином «товар», что и утописты всех времён, включая большевиков, заново суля всем сирым и убогим, одиноким, брошенным и несчастным то, чего никогда и никто не получал — царство Божие на земле! А также попутное и немедленное обретение абсолютной истины, которая часто ассоциируется с понятием абстрактной духовности.

Если раньше сулили рай или коммунизм, то сегодня предлагается Абсолют, Брахман, Кришна, медитация самадхи и т.д. и т.п. Опять почему-то нужно верить словам тех, кто говорит, что он знает истину или обрёл её. Но самое интересное заключается в том, что никто из обещающих не действует честно. Казалось бы, к чему болтовня, построй лично у себя коммунизм или Город Солнца, призови людей и скажи: «Поглядите, вот мы реализовали истину, реально воплотили её высшее понимание здесь, в своём быту. И вот как теперь чудесно мы живём, насколько у нас всё красиво, душевно и спокойно. Побудьте с нами, сколько хотите, наблюдайте и оценивайте, если понравится — оставайтесь, если нет — никто вас не держит, спасибо, что зашли в гости».

Однако все проводники «лучшего и истинного» заранее требуют безоговорочного признания именно их веры — это первое. Второе: прежде всего главари «истины» добиваются от каждого примкнувшего к «правому делу» полного отказа от предыдущего образа жизни и безоговорочной передачи себя, а также своей личной собственности в их распоряжение, лишая человека возможности к отступлению. И третий момент: стремление к «высшему» и образ жизни, предлагаемый проповедниками, почему-то всегда отрицает уже существующее, клеймит и отвергает его, как ложь и наваждение. Гарантий свободного выхода из подобных рассадников «духовности» не существует, поскольку любой угодивший туда приобретает статус живого имущества секты.

--->

[Oleg]

--->

Поражаясь неимоверной изворотливости и цинизму «обладающих истиной», можно только повторить: царство Божие на земле недостижимо, и те, кто зовёт людей под своё «крыло» обещая именно это, — мошенники и людоеды, продавцы миражей.
Для многих «идеалистов», в первую очередь большевиков, верящие массы были сырьём для извлечения личной выгоды и поддержания такого положения вещей, которое закрепляло бы это на вечные времена. То же относится к сегодняшним руководителям бесчисленных «школ», «обществ», «систем», «традиций», в общем таких структур, где людскую глупость, доверчивость, веру и саму жизнь кто-то перерабатывает в звонкую монету.

Шквал эзотерической литературы, который обрушился сейчас на разобщённую массу российского народа, в подавляющем большинстве случаев является самой дешёвой имитацией духовности. Люди давно разучились думать, а многие привычно и не хотят, поскольку привыкли десятилетиями пользоваться кем-то препарированной и отфильтрованной заранее информацией. Это суррогатное блюдо весьма часто подаётся в яркой йогической упаковке, не подразумевающей труда по личному усилию понимания. Безграничная вера печатному слову есть не что иное, как симптом интеллектуальной несостоятельности.

«Пророки» и «учителя» безбожно лгут, но спрос рождает предложение. Чем меньше мозгов, тем сильнее вера.
...

 Глава 18
ЙОГА И ХРИСТИАНСКИЙ МИСТИЦИЗМ

    Друг другом питаются рыбы, нас время прозрачное ест,
    Но вместо верёвки и дыбы воздвигнут сияющий крест,
    И временный смерти проситель себя у пространства крадёт,
    Увидев, как снова Спаситель по Мёртвому морю идёт.
        Светлана Кекова

При работе над данной главой автор воспользовался самым, пожалуй, информативным и обобщающим на сегодня отечественным трудом по православной аскетике «К феноменологии аскезы», создатель которого С. Хоружий проработал, по-видимому, все основные святоотеческие источники. С целью удобства цитаты, приведённые в данной главе, выделены курсивом, в скобках даётся их авторство либо страница «Феноменологии...».

Будучи вполне светским исследователем, Хоружий в самом начале своей работы высказывает такую мысль: «Исихастская аскеза в цельности её пути — динамичное явление с сильнейше выраженной технологией» (с.11).
...
Считается, что движущая сила духовного процесса в «умном делании» (так сами подвижники называли постоянную практику Иисусовой молитвы) — соединённая энергия Бога и человека, но кроме того должно быть ещё и желание к Богоугодным действиям, вполне определённая тяга к ним, не переходящая страсть.

«Страсть — обычная, здешне-направленная к чему-то (на что-то) конкретному энергия (очевидно подразумевается энергия действия). Страсть всегда создаёт защитные механизмы, содействующие воспроизведению, поддержанию страстного состояния, блокирующего его изменения. Человек застывает в нём; допустив в себе развитие страсти, он затем оказывается её пленником, рабом» (с.44).

Интересно, что заменив в приведённой выше цитате слово «страсть», под которым подразумеваются человеческие земные устремления, словами «страсть христианской веры», мы получим тот же смысл. Механизм действия упомянутого процесса и его результат амбивалентны для любых человеческих устремлений, будь они земными либо «высшими». Неясно, почему «глаза души», остановленные на небесном, — это хорошо, а на земном — грех и препятствие.

Известно, что йога «Бхагавадгиты» трактуется в философском аспекте как ведущая к спасению («мокша»), но в текущей повседневности — как искусство равновесия в действиях жизни, то есть это поведение, лишённое религиозного надрыва. Христианский же аскет в панике бежит от мира, спасаясь от его вопиющей мерзости, погрязших в грехе и зле собратьев. Подвижничество изначально основано на предельной разбалансировке, потере приспособленности личности к социуму или сознательном отказе от него, под который подводится доктринальная база. Догмат христианской веры даёт установку, провоцирующую возникновение психологического «замыкания», доминанты, сильнейшей тяги к «спасению» в определённом ключе той самой всепоглощающей страсти, которая, по словам Хоружего, вызывает застывание в ней. А такие эмоции принадлежат как раз к разряду тяжёлых, от которых йога призывает избавляться ещё до начала практики.

Следовательно, в аскетической технологии мы сталкиваемся с жёстким программированием мировоззрения подвижника и его действий, равно как и их эмоциональной окраски. Известно, что эмоции — крайне «заразные» состояния, как нельзя более отклоняющиеся от равновесия, тем более — когда они имеют ярко выраженный религиозный характер.

Практика аскетического подвижничества нацелена на получение Благодати Божьей, и бытие аскета целиком посвящается Иисусовой молитве — за исключением тех действий, без которых нельзя обойтись. Отцы церкви постоянно подчёркивали, что при таком образе жизни и молитвы в миру пребывать невозможно. Идеалом аскета было достижение обожения и передача своего опыта ученикам с тем, чтобы последние могли воспроизвести достижение учителя. Главная цель технологии исихазма как раз и состоит в отборе людей, которые передавали бы учение дальше, без утраты его первозданной «чистоты», веря в то, что «среди ветхих костей тает сердце, подобное воску, от небесных властей получившее небо в полоску».

Тур Хейердал однажды спросил на острове Пасхи у представителя местной знати, каков смысл текста, переписанного уже в нашем веке на бумагу со знаменитых дощечек «кохау ронго-ронго»? Ответ был таким: «Когда сотрётся спереди и сотрётся сзади — сделай новую». Это старая, как мир, идея сохранения через воспроизведение.

Хоружий вынужден отметить, что аскетический образ жизни — удел только избранных, каковыми и были Отцы Христианской церкви, а для основной массы её служителей (не говоря уже об обычных людях) ни в прошлом, ни сегодня подобная активность устремления к Богу не подразумевает изменения бытийного статуса. Иными словами, абсолютно подавляющее большинство сегодняшних служителей Церкви принадлежат к «не до конца спасшимся», которые входят в структуру церковного организма, который из них и состоит. Это люди, которые служат Богу в доступной для себя форме, без особой надежды на прижизненное получение Божьей благодати, и эта форма есть исключительно обрядовое приобщение к Церкви сонма заблудших, число которых во все века преобладает.

Поскольку посредничество между Богом и людьми — работа обычно хлебная, то в массе своей служители православной русской Церкви никогда особо не приветствовали популяризацию пути индивидуального спасения, да и аскеты по ряду исторических причин зачастую были вынуждены держать своё учение в тайне. С другой стороны, меньше всего можно упрекнуть в корыстолюбии самих подвижников, которые всегда отдавали всю свою жизнь делу веры без остатка, пребывая на её «переднем крае». И тем не менее традиция «умной молитвы» необычайно жёстка, что мы обсудим ниже.

Йога никогда не претендовала на роль «универсального спасателя», хотя её технологией на протяжении многих веков пользовалось множество религиозно-философских школ, сект и систем спасения, она всегда оставалась безличным, неориентированным инструментом (Если резцом скульптора или кистью художника движет вдохновение, основанное на личных способностях и спонтанности, то получаются шедевры. Если ими же управляют жёсткие религиозные представления, подвергнувшиеся подвижнической «возгонке», в итоге всегда будет получаться одно и то же «изображение», повторенное бесчисленное количество раз, это дурная бесконечность, ибо не имеет значения, какое количество копий произведено, в этом процессе нет ни познания как такового, ни развития, ни какого-либо смысла. Просто кто-то когда-то объявил Богообщение высшим состоянием — и замыкание религиозного образа мышления на необходимость достижения святости состоялось).
...

«Пребывать в мире с Богом нельзя без непрерывного покаяния» (Феофан Затворник).

Это очень интересный момент. Во первых, непреходящее чувство вины до определённой степени «демонтирует» самоуверенность личности, «калибр» её притязаний, во-вторых, это есть призыв о помощи, страстное ожидание чуда, которое также работает на активизацию непрерывно «вбиваемой» в бессознательное программы. Следствием покаяния бывает всемерное усиление ревностности в практике Иисусовой молитвы, устремление к Богу всеми силами души. Кроме того, поддерживается должный «градус накала» в отвращении к несовершенствам, которые тянутся за подвижником из прошлой мирской жизни. Интересно, что именно эту страсть, сильнейшее переживание покаяния в отличие от эмоций повседневности в подвиге именуют бесстрастием.

«Христианская аскеза (русский синоним — подвиг) есть образ действий и жизни, специально и строго направляемый к достижению христианского совершенства: упорные и упорядоченные усилия, как внешние, так и внутренние, предполагающие воздержание, самоотречение, борьбу, отказ от страстей. Подвижничество — монашество внутреннее» (с.73).

Отметим сразу, что в йоге не допускается подобная неистовая борьба с самим собой, она считается крайне неграмотным поведением, реализующимся в режиме энергетического расхода, перегрева психосоматики.

«Бесстрастие, — пишет Хоружий, — глубинный слой покаяния, приходящий в результате преодоления естества». Как ни удивительно, такая же позиция обнаруживается в пресловутом «методе» Бутейко, который призывает больных бороться с естественным режимом легочной вентиляции, являющимся якобы неправильным и преодолевать его с помощью волевой ликвидации глубокого дыхания — ВЛГД. Что больным иногда и удаётся сделать, но с жуткими последствиями для вегетативной системы и здоровья в целом. «Метод» Бутейко ничего не лечит, на самом деле замордованный непомерным дыхательным насилием организм просто «перестаёт замечать» некоторые, не столь убийственные для своего текущего состояния расстройства, мобилизуя все наличные ресурсы на борьбу с последствиями применения «метода», что и принимается за выздоровление. Если возможно вынудить к подобным «чудесам» тело, то психика обладает неизмеримо большей пластичностью.

«Подвиг как процесс, как Умное делание нельзя предполагать всеобщим. Всякий, реально проходящий путь Подвига есть по определению подвижник — и это, разумеется, далеко не всеобщая, не общечеловеческая участь» (с.76).

Может быть, потому и вынуждены аскеты столь яростно отвергать обыденную жизнь и судьбу, чтобы тоску по ним и горечь утраты преобразовать в стремление к Богу? «А может грязь и низость — только мука по где-то там сияющей красе...» (Иннокентий Анненский).

Понятно, что подвиг — удел мизерного количества людей, даже среди глубоко верующих. В то же время для обычного человека, практикующего йогу, пребывание в самой сердцевине повседневности есть непременное условие всеобъемлющего прогресса, когда оба режима деятельности дополняют друг друга, но не являются взаимоисключающими (см. главу «Смысл йоги сегодня»). Практика йоги и её результаты поддерживают личность в обычной жизни, являясь мощнейшим «усилителем» её качества и одновременно — работой духовного роста.

Благодать же — сколько бы она не снисходила — никак не отражается на социуме и развитии самого подвижника, поскольку и Умное делание, и его результаты никак не пересекаются с повседневностью. С точки зрения здравого смысла единственное, что доказывают аскеты, это способность выживания в не человеческих, абсолютно искусственных условиях. Линия подвижничества есть по сути своей магический ритуал, единственная земная цель которого — самосохранение и бесконечное воспроизведение самого себя. Что же касается непременного отношения к аскетической работе и её результатам, непонятным обычному человеку, как к высшей духовной деятельности, здесь чётко работает аналогия: чем в меньшем количестве что-либо представлено в мире — например золото, алмазы или солисты балета, тем более редким и значимым это является. Чем же ещё может успокоить душу человек, вычёркивая себя из мира себе подобных, как не осознанием уникальности и высоты своей миссии? Подвижничество есть как бы закрытый и запредельный «сектор» православия, который всё же дал бесценные материалы для сравнительного анализа технологий изменения сознания, оценки их направленности и возможностей использования.

Тем не менее сами они говорят об этом так: «Добываемый в Подвиге опыт себя есть опыт открытия своей общечеловечности, общности со всеми живущими. Монах тот, кто, от всех отдаляясь, со всеми состоит в единении» (сс.80-81). Правда, упомянутые «все» о таком единении не имеют никакого понятия, но, чтобы тут же прояснить ситуацию, поясняется: «Выражение этого единения, конечно, молитва».

Максим Исповедник утверждает: «Созерцание без делания... ничем не отличается от воображения, от эфемерной фантазии... также и делание, если оно не одушевлено созерцанием, бесплодно и неподвижно, как истукан».

Иными словами, попытки созерцания без соответствующего состояния, которое достигается посредством непрерывной молитвы — бесплодны. Но и Умная молитва без созерцания вызванных ею образов (хотя во многих текстах утверждается строгая необходимость молиться без образов — но что же тогда созерцается?) — бессмысленна.

--->

[Oleg]

--->
...

Григорий Палама: «В напряжённой молитве тело также легчает и разогревается... от упорного моления Богу в теле возникает ощутимый жар» (с.123).

Поскольку ни в каких святоотеческих писаниях нет упоминаний о расслабленном образе молитвы, это лишний раз говорит о том, что процессы, разворачивающиеся в теле и психике подвижника, имеют чёткую симпатическую окраску, они не являются уравновешивающими, спонтанными, но непрерывно инициируются и поддерживаются личными усилиями субъекта. При подобном варианте событий не имеет даже смысла говорить о какой-либо природной спонтанности внутрипсихических процессов, поскольку психику здесь силой вынуждают подтвердить умозрительные представления сознания.

«Есть между телесными деланиями и такие, которые как бы срастаются с умною молитвою и никогда от неё не отходят, однако остаются сугубо подсобными. Немыслимо утверждать, что за их счёт, путём простого им следования, можно существенно приблизиться к соединению с Богом. Их даже нельзя считать обязательными» (Феофан Затворник: «Умное делание», с.131).

Мы видим резкое отличие описываемой данным пассажем технологии исихазма от того, что имеет место в классической йоге. Возможность целенаправленной работы с телом для очищающего воздействия на сознание не была понята и разработана Отцами церкви, поэтому, возможно, они и не смогли придти к необходимому для истинного познания успокоению, «заклинившись» на частном случае представления Единого. Православные аскеты вынуждены были силой воли «вбивать» себя в «изменёнку», при которой срабатывали защитные механизмы психики, в конце концов когда-нибудь разворачивающие ожидаемое переживание. Чтобы спровоцировать возникновение подобного режима, использовались такие экстремальные способы как покаяние, а затем — невидимая брань, которая являлась бессознательным сопротивлением резкой ломке стереотипов. Поскольку психосоматика оказывалась целенаправленно изнасилованной, благодать, которая всё же снисходила на некоторых подвижников, была особого свойства, о чём говорится так: «Установка... исихазма — трезвение, зоркая собранность сознания; и духовные процессы, выстраиваемые сознанием трезвенным и опьяненным (здесь скрытая полемика с технологией суфизма), разумеется, нельзя относить к одному и тому же типу» (с.125).

Итак, чётко заявлено, что в Умном делании аскет лично руководит процессом, и при этом сознание его «зорко собрано». Излишне говорить, что это кардинально противоречит происходящему в йоге.
...

«Тот, кто не видел Бога, не может и говорить о нём» (Авва Евагрий). Если подобная точка зрения святых Отцов будет сегодня принята за основу, то официальная церковь просто прекратит своё существование, ибо подлинным богословием являются не бесконечные нудные проповеди и церковные богослужения, но только «поведание о том бытии, в которое действием Святого Духа человек был введён» (с.148). В православии «Бог познаётся только через общение в бытии, то есть только Духом Святым. Путь отвлеченных созерцаний отвергается» (там же), то есть речь идёт о селекции психосоматических проявлений, и отборе тех, которые подтверждают догму.
...

По определению культура и есть не что иное, как воспроизведение и сохранение, но будем объективны: без достижений науки произведения культуры не сохраняемы. Без наличия шедевров культуры науке нечего будет сохранять. Но в конце концов почему кто-то, как правило, вера, постоянно норовит объявить себя главной!? Не есть ли это некое болезненное проявление, напоминающее комплекс неполноценности?

Миллионы людей в мире умирают ежегодно не от недостатка веры — от недостатка еды, и никакая вера не помогает им выжить. Только производство необходимого количества энергии — в том числе в виде пищи — и её достойное распределение может помочь тем, кого не спасут никакие молитвы никаким богам. Трём миллиардам хронически недоедающих не поместиться сегодня на Афоне, чтобы, став подвижниками, получить помощь от Бога, потому что, мы это уже знаем, благодать не действует!

Она слишком чиста и самодостаточна, чтобы иметь дело с умирающими голодной смертью. Кстати, сказанное относится, с моей точки зрения, не только к христианскому мистицизму, но и к аналогичным его разновидностям в любых конфессиях (включая индийскую йогу), представители которых тратят жизнь только на созерцание, присваивая созданные кем-то блага и считая себя при этом солью земли. А решать проблему энергетического обеспечения предоставляют недостойному миру и грубой науке, духовное превосходство над которой «ощущают» в себе по сей день.

Кстати, во все времена, даже в наш кровавый век, лучшие представители верующей части человечества не занимались исключительно вызыванием духов (то есть Божьей благодати), а ещё и активно действовали в этом мире. Тот же Вивекананда, будучи глубоко религиозным человеком, когда-то заявил: «Пока в моей стране хоть одна собака будет умирать с голоду, спасти её — вся моя религия».

Поэтому, видимо, целесообразным будет остановиться на такой точке зрения, что мировосприятие и духовно-религиозные претензии последователей православной аскетики, как и всех прочих «духовных делателей», включая и индийскую йогу, должны кануть в историю, сохранив своё уникальное место в общечеловеческом культурном наследии. Технология же мистицизма любой разновидности представляет безусловный интерес для изучения.

Так же, как в поздних тантрических текстах нельзя обнаружить исчерпывающее, систематическое и непротиворечивое изложение системы чакр, так в святоотеческих описаниях не вырисовывается единая технология Умного делания. «Полной системы связей между всеми понятиями установить невозможно, она нигде не представлена исчерпывающе, и в разных местах может описываться по-разному. В качестве главного, стержневого во всём комплексе свойств называют иногда внимание...» (с.218).
...

Мнимое же превосходство христианской духовности, — «...Христианский путь направляется не к Пустоте, а к Исполнению. За различиями в методике практик стоит противоположность двух глобальных... стратегий», — которое декларирует Хоружий, говоря о сегодняшнем времени, выглядит просто смешно. Возможно, автор и разобрался со внутренней структурой данной традиции, но для продуктивного сравнения необходимо проанализировать их как минимум совместно, обладая к тому же личным психотехническим опытом.

Что до оценки глобальной стратегии исихазма, то вспоминаются классические опыты, когда крысы до изнеможения нажимали на рычаг, раздражая посредством обратной связи центры удовольствия в своём мозгу. В мистических психотехниках предопределённого результата мы видим по сути аналогичную деятельность, только способы «нажимания на рычаг» у людей придуманы не в пример более сложные. Сегодняшняя наркомания сильно упрощает процесс, но цена за скорость и эффективность воздействия соответствующая.

«Традиция требует различать опыт истинный и опыт ложный. При этом под истинностью понимается действительное совпадение опыта с тем, чем он намечался и должен быть» (с.238).

Как говорится, умри, Пушкин, — лучше не скажешь! Но, чтобы исключить всякие сомнения в самооценке подвижниками, а равно и всей христианской Церковью своего положения и места в современном мире, Хоружий добавляет: «Традиция выступает как замкнутый и полный мир, который не находит нужным соотносить себя с чем бы то ни было за её пределами» (с.240). Отчасти подобный подход к реальности характерен при некоторых формах психических расстройств, например — при шизофрении.

Действительно, — признаёт Хоружий, — «исихазм методичен в своём безумии» (перефразированный Шекспир), «ибо только безумие, в его типичнейших формах, создаёт изолированный мир и отказывается (оказывается неспособным) соотносить его с миром объемлющим и всеобщим; но при этом оно часто организует его с поразительной последовательностью и строгой согласованностью деталей» (с.240).

Да, к сожалению, традиция мистического христианства герметична, говорит автор «Феноменологии аскезы», но ведь на «входе» и на «выходе» она всё же как-то сопрягается с внешним миром и опытом, имеет с ним связь. А если так, то на основании этой связи можно сказать, что она интегрируется со внешним миром в некое единство расширенной реальности.

Пожалуй, это «слишком сложно, чтобы быть истинным», догматическая жёсткость технологии мистического христианства неизбежно попадает в ловушку теоремы Геделя.

Если идеализм Бхагавадгиты направлен на тотальное освобождение души от оков материи, то опыт исихазма навсегда заклинен на христианской догме.

«Вещь, предзаданная в пассивном созерцании, затем появляется в созерцании едином» (с.289). При этом, несмотря на то, что в образе благодати появляется именно заданное, Умное делание, по Хоружему: «....есть раздвигание границ сознания, их преодоление — во встрече с другим сознанием» (с.303).

Хотя автор имел в виду под «другим» сознание Божественное, но по сути формулировка правильная, действительно, человеческое бессознательное — это другое сознание, которое имеет иную структуру и действует по иным законам.

На самом деле методом непрерывной молитвы достигается не расширение сознания, а спорадическое его срабатывание в одном и том же направлении. Аскетика потому избегала работы с образами, что её ограниченная технология, не обеспеченная устранением эмоций с помощью тела, не позволяла «увернуться» от взаимодействия с эмоционально заряженными массивами информации личного бессознательного. Умная молитва есть жёсткая настройка личности на заранее определённый по результату, закрытый (герметичный), повторяющийся без каких-либо изменений процесс, который лишь подгоняется под индивидуальные возможности подвижника.

Технология йоги — жёсткая матрица, направленная на создание условий для возникновения открытого, не детерминированного Я-сознанием процесса, который развивается спонтанно, учитывая интересы всей психики, а не какой-то одной её части.

Тем не менее идея «нищеты духовной» может, как метафора, использоваться и сегодня, но в другом контексте. Подлинный духовный рост, какими бы методами он не осуществлялся, по моим наблюдениям, приводит помимо общечеловеческого развития к уменьшению количества излишних желаний, ложных стремлений и потребностей, на которые самым губительным образом ориентирована сегодня западная цивилизация.

Тот, кто достиг целостности, а значит, и понимания своего единства со всем сущим, видит прежде всего хрупкость жизни, самого этого мира и беспочвенность излишних притязаний.

В своих размышлениях я меньше всего намеревался подвергать целенаправленной критике современный церковный организм православия и его деятельность в лице такой её разновидности как подвижничество. И потому повторю в завершение своей работы, если в чём-то я не прав, удивительные слова Мейстера Экхарта:

«Я исправляю всё это, и отказываюсь от всего этого, и буду исправлять, и буду отказываться в общем и в частности всегда, когда это понадобилось бы, от всего, в чём было бы признано отсутствие здравого смысла».

Толковый словарь терминов

Исихазм — направление созерцательной монашеской жизни в православии, возникшее в третьем — четвёртом веках нашей эры в Египте, Палестине и Малой Азии. «Исихия» — «покой», «безмолвие». Жизнь монаха-исихаста определялась непрестанной внутренней молитвой, «умным деланием», стремлением к личному «обожению» — снисхождению Благодати. Психотехника «умной молитвы» обнаруживает множественные параллели с технологией классической йоги.

end

[Oleg]

памятка шиваитам-вегетарианцам

https://www.revers-sun.fi/sanatana-dkharma/vegetarianstvo/mnenie-velikogo-guru-kashmirskogo-shiv

О ПОЕДАНИИ МЯСА. МНЕНИЕ ВЕЛИКОГО ГУРУ КАШМИРСКОГО ШИВАИЗМА(СВАМИ ЛАКШМАН ДЖУ)

Грубое ненасилие — это избегание того, что является наихудшим из всего насилия, — убийства живого существа, забирание его жизни для удовольствия от его поедания. Нет большего греха, чем это.

Чтобы действительно установиться в ненасилии, вы должны отказаться от поедания мяса. Вы должны избегать этого полностью. Вы должны быть совершенным вегетарианцем. Является фактом, что плод медитации может быть получен только чистым вегетарианцем.

Все те, кто вовлечен каким бы то ни было образом в действия убийства, приготовления и поедания мяса, являются в равной степени виновными и в равной степени развращенными и преступными.

Каждый аспект этого действия порочен. Даже те, кто присутствуют при акте убийства или присутствуют при акте поедания мяса, преступны. Я не могу внушить вам достаточно сильно, как грешен и порочен акт поедания мяса. Мясник, повар и потребитель, даже свидетель любого из этих действий, — все являются грешащими.

Вы можете подумать, что только мясник, который в действительности зарезал животное, является грешащим. Вы не правы. Любой человек, вовлеченный каким-либо образом, является в равной степени грешащим и преступным в этом наиболее ужасном насильственном акте убийства. Возьмите маленький кусочек мяса — и вы в точности, как сам мясник. Вы оба относитесь к одному и тому же классу. В этом нет никаких сомнений. Даже если вы — вегетарианец, но вы не противодействуете этому акту крайнего насилия, то вы — грешащий, осужденный как совершивший то же самое преступление.

А почему они тогда барабаны Шивы делают из человеческих черепов ..?

люди -не животные ? и их убивство не грех ?

слово алфизикам

https://yandex.ru/ дамару site:https://kiwibyrd.org

https://yandex.ru/ дамару site:https://kniganews.org

https://kiwibyrd.org/2016/11/25/1620/

Большой Адронный Коллайдер.
Для народа, интересующегося наукой, наверняка не должно быть новостью, что вот уже на протяжении нескольких лет – фактически с момента запуска LHC в работу – средства массовой информации то и дело сообщают о неких сигналах тревоги и беспокойства от представителей неравнодушной общественности. Одним из таких озабоченных персонажей мерещится, что гигантские супермагниты коллайдера породят черную дыру, которая начнет поглощать материю и пространство, уничтожая бесследно весь наш мир. Ну а другие – с закидонами на религиозной почве – страшатся появления чего-то типа «портала в ад», откуда хлынет на нас всякая дьявольская нечисть…

В конце же нынешнего лета для обоснования всех мрачных предчувствий подобного рода появился еще и своеобразный «видеодокумент»,

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=cBBvYdBeu8s" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=cBBvYdBeu8s</a>

как бы наглядно свидетельствующий, что дела в научном центре и впрямь творятся тёмные и нехорошие. Анонимно выложенный на YouTube видеоролик запечатлел, ни много ни мало, ночную сцену ритуального убийства женщины, совершенного на площади ЦЕРНа у подножия статуи Шивы – грозного «бога-разрушителя» индуистов (как его предпочитают подавать в традициях европейско-христианской культуры).

Страшные люди в длинных темных балахонах с капюшонами действительно разыграли среди ночи свой спектакль на круглосуточно охраняемой территории CERN…

Естественно, по этому поводу администрацией Центра было запущено внутреннее служебное расследование, однако об итогах его публике ничего не сообщалось.

спустя еще пару месяцев нечто созвучно-зловещее повторилось теперь уже в адрес физики теоретической. Только на этот раз не в Европе, а в США – на страницах весьма популярных и респектабельных публицистических журналов. Причем журналов не консервативно-религиозного толка, надо подчеркнуть, а изданий, имеющих давнюю репутацию трибун для свободомыслия и прочих идей либерализма.

Сначала, в середине октября, журнал «Нью-Йоркер» опубликовал большущую статью с рассказом о личности и неординарных бизнес-делах Сэма Олтмэна («Sam Altman’s Manifest Destiny«), одного из многочисленных ИТ-миллиардеров Кремниевой долины. В этом подробном литературном портрете приведена масса всевозможных интересных фактов и свидетельств с положенными ссылками на людей-источников, но кроме того – как бы мимоходом и без привязки к герою – вставлен еще и вот какой странный фрагмент:

Многие люди в Кремниевой Долине ныне стали одержимы гипотезой симуляции – как доводами за то, что все представляющееся нам реальностью на самом деле сфабриковано чем-то вроде компьютера. Два техно-миллиардера дошли уже до того, что тайно наняли ученых для работы над тем, как вызволить нас из этой симуляции…

Как бы странно и искусственно эта вставка ни выглядела (сам Олтмэн явно не поклонник данной идеи, никаких других конкретных имен тут не названо), множество прочих СМИ столь занятную «как бы новость» явно отследили и тут же растиражировали в собственных публикациях со ссылкой на солидный «Нью-Йоркер». Ну а спустя примерно неделю другой весьма респектабельный журнал, столичный The Atlantic дал на своих страницах уже развернутый философско-публицистический комментарий в тему – под неуютным заголовком «Техно-миллиардеры хотят разрушить Вселенную» («Tech Billionaires Want to Destroy the Universe«).

Суть и логику этого отклика-эссе в самом кратком изложении можно передать так. Большинство людей наверняка не согласится с экзотическими идеями калифорнийских ИТ-миллиардеров, возомнивших себя хозяевами жизни. Но и всем несогласным, однако, все равно следует хорошенько задуматься над тем, а что, собственно, пытаются эти люди сделать со своей гипотезой о реальности как компьютерной симуляции. Потому что, цитируя журнал дословно:

Два этих миллиардера (Илон Маск главный подозреваемый) убеждены, что они вырвутся из  нашей блеклой иллюзии в сияющую реальность, которую освещает более яркая и прекрасная звезда… Но вот для всех остальных из нас этот же опыт окажется существенно другим – вы потеряете свой дом, потеряете свою семью, вы потеряете свою жизнь и свое тело, и все-все прочее, что вас здесь окружает. Симуляция это или нет, но все должно будет исчезнуть. Это будет просто конец мира.

Неудивительно, что никто не озаботился тем, чтобы спросить у нас – а хотим ли мы вот этого конца мира? Или, может быть, нет? Они просто настроены на то, чтобы сделать задуманное.

Нечто люциферианское пронизывает идеи нынешних техно-гностиков из Сан-Франциско. Они решили, что наша вселенная – это порождение сознания высшей силы, и теперь они накапливают свои армии, чтобы штурмовать врата небес и идти войной против Бога. И как у Мефистофеля Гёте, доктрина их тотально разрушительна: «Все, что существует, заслуживает уничтожения»… Ранние христиане часто обвиняли гностиков в сатанизме, и на то были причины.

ЛОГИКА ПРОГРЕССА И ТЕОРИЯ ВЕРОЯТНОСТЕЙ

Начинать распутывание клубка вполне естественно с Илона Маска. Во-первых, потому что его имя оказалось единственным из упомянутых в явном виде. А во-вторых, еще и по той причине, что этот неутомимый подвижник новых технологий уже не раз действительно делал громкие публичные заявления в поддержку гипотезы симуляции.

Самым заметным и резонансным, пожалуй, среди подобных выступлений можно считать эпизод на июньском, 2016 года, ИТ-симпозиуме Code Conference. Где Илон Маск непосредственно со сцены объяснил собравшимся, почему он уверен, что хотя мы все мыслим себя сделанными из плоти и крови обитателями физического мира, на самом деле мы почти наверняка являемся искусственно сгенерированными существами, живущими внутри своего рода «видеоигры» более развитой цивилизации («Elon Musk believes we are probably characters in some advanced civilization’s video game«).

дословном виде:

Самый сильный аргумент за то, что мы являемся симуляцией, наверное следующий. Сорок лет назад у нас имелась простенькая видеоигрушка Pong: два прямоугольника на экране и скачущая между ними точка. Таков был уровень, на котором находились тогда компьютерные игры.

Ныне же, 40 лет спустя, мы располагаем фотореалистичными 3D-симуляциями таких миров,  в которых миллионы людей играют одновременно. Причем технология эта становится все лучше и лучше с каждым годом. Так что скоро у нас будут и миры виртуальной реальности, и расширенной реальности.

И если вообще признавать в этом деле какие-то улучшения в принципе, то тогда придется признать и то, что в итоге игры станут фактически неотличимы от реальности – даже если скорость прогресса тут упадет в тысячу раз по сравнению с нынешней. Ну а раз так, то просто представим себе, что мы перенеслись на 10 000 лет в будущее –  благо на общей шкале эволюции это практически ничто.

И коль скоро мы уже сейчас явно находимся на этом пути, легко представить себе и куда более совершенные игры будущего, неотличимые от реальности. Причем как и сейчас, в игры эти можно будет играть хоть на ТВ-приставке, хоть на ПК, или на чем угодно еще – наверняка будут миллиарды таких устройств. А тогда становится несложно понять и такую вещь. Шансы того, что мы сами находимся в базовой, а не в сгенерированной кем-то реальности, сводятся к одному на многие миллиарды.

И вот скажите мне, что не так с этими доводами. Вы видите какой-то дефект в рассуждениях?

И раз уж мы цитируем здесь аргументы человека дословно, будет справедливо и к месту привести еще один содержательный фрагмент того же выступления – где Маск в явном виде говорит, что он вовсе не намерен «вызволять» нас из этой реальности. Скорее даже наоборот:

Я действительно считаю, что шансы для нас находиться в базовой реальности не больше одного к миллиардам. И как ни странно, хочется надеяться, что так оно и есть на самом деле. Потому что цивилизация не должна прекращать развиваться, хотя это и может происходить из-за какого-нибудь катастрофического события, которое сотрет данную цивилизацию.

То есть нам всем лучше надеяться, что все это симуляция, ибо в противном случае… Или мы будем создавать цивилизации, неотличимые от реальности, или цивилизация прекратит существование. Вряд ли для нас возможен какой-нибудь неподвижный стазис на многие миллионы лет…

ИДЕЯ, СТАРАЯ КАК МИР

Для людей, мало-мальски знакомых с историей мировых культур, религий и философской мысли на этой планете, столь «странные» на первый взгляд идеи техно-миллиардера вовсе не должны звучать как нечто неожиданное и фантастически невероятное. Потому что на самом деле та же самая, в сущности, концепция пронизывает всю историю духовной жизни человечества с древнейших времен.

Реальность как «сон великого духа» в верованиях аборигенов Австралии и вселенная как Лила или «великая космическая игра» в религии индуизма, «мир как иллюзия» в представлениях буддистов и созвучные идеи Рене Декарта в истории европейской философии. Список примеров можно удлинять очень долго, а нынешнее возрождение древней как мир идеи в виде «компьютерной симуляции» – это просто своеобразное отражение нашего действительно впечатляющего прогресса в области инфотехнологий и постижения квантово-информационных тайн вселенной.

По свидетельству все того же Илона Маска, идея симулятора интенсивно обсуждается в их кругах уже далеко не первый год. И хотя в массовой культуре её происхождение обычно принято связывать с общеизвестным фильмом «Матрица», в дискуссиях интеллектуалов обычно принято отталкиваться от куда менее примитивной и существенно глубже проработанной концепции Ника Бострёма. Молодого и безвестного прежде оксфордского философа, который в начале 2000-х годов опубликовал примечательную работу «Находитесь ли  вы в Компьютерной Симуляции?», споры и дискуссии вокруг которой не утихают по сию пору.

Есть все основания говорить, что аргументы Илона Маска – это по сути дела цепочка рассуждений Бострёма в чуть ином пересказе. Поэтому – дабы почетче обозначить логику тех же доводов – воспроизведем здесь вкратце и базовую концепцию этого автора.

Предположим, говорит Бострём, что деятели некой весьма продвинутой цивилизации, обладающей гигантскими ресурсами вычислительной мощи, решили однажды запустить компьютерную симуляцию своих предков. Причем скорее всего (сопоставляя процесс с тем, как это делаем мы) было бы запущено много-много такого рода симуляций. Результатом же этого процесса становится ситуация, когда подавляющее большинство разумов – это на самом деле искусственные интеллекты, работающие в рамках компьютерной симуляции. А не исходные разумы создателей симулятора. Соответственно, исходя из простых статистических соображений, естественно предположить, что мы с гораздо большей вероятностью находимся среди симулированных разумов, а не среди «основателей игры»…

На сайте Ника Бострёма (www.simulation-argument.com), посвящённом этой концепции – а также и на множестве других веб-площадок – можно найти неисчерпаемое множество дискуссий и аргументов как с поддержкой, так и с опровержениями идеи симулятора. Но из всех этих горячих споров довольно сложно понять, а какова же на данный счет точка зрения у представителей точных наук. В первую очередь, у авторитетных физиков-математиков.

Специальных статей на данный счет серьезные ученые обычно не пишут, но то, что идея и в их кругах обсуждается с не меньшим интересом, сомнений не вызывает. Наглядным и достоверным проявлением этого интереса стала соответствующая научная дискуссия, устроенная в апреле 2016 года под эгидой нью-йоркского Музея естественной истории.

Дискуссия получила подобающее название «Является ли Вселенная симуляцией?», а ее организатором-модератором стал астрофизик и директор музейного планетария Нил Деграсс-Тайсон, широко известный в качестве ведущего научно-популярных телепередач о космосе и науке. Устроенные Тайсоном дебаты с привлечением далеко не последних в науке имен вполне убедительно продемонстрировали, что и среди серьезных ученых ныне в достатке имеется людей, отнюдь не считающих гипотезу симулятора бредовой или невероятной.

Никаких великих откровений и особо интересных результатов, впрочем, на этой встрече не прозвучало. А потому ведущий подытожил дебаты весьма расплывчатым резюме. Типа того, что отвергать интересную гипотезу было бы явно преждевременно, однако шансы на то, что она верна, по осторожному мнению Тайсона, составляют «пятьдесят на пятьдесят»…

--->

[Oleg]

--->

ВСЁ ТУТ ИДЕТ ОТ КУБИТА

Из факта бесплодной – по сути своей – апрельской дискуссии ученых вовсе не следует, впрочем, будто у серьезной науки нет никаких особо интересных результатов для общей темы «реальность как симуляция». Совсем наоборот, за последние годы физиками во множестве обнаружены разнообразные, неожиданные и в высшей степени любопытные вещи. Которые не только хорошо сочетаются друг с другом, но и в потенциале способны радикально изменить наш взгляд на природу и физические механизмы порождения реальности.

Вот только именно для такого рода вещей и для открывающих их ученых места в нью-йоркских научных дебатах почему-то не хватило. И что особо примечательно, систематическое финансирование этих исследовательских работ – в виде запуска большого междисциплинарного проекта – в прошлом году начал осуществлять частным образом один весьма известный миллиардер и в прошлом видный ученый-математик по имени Джим Саймонс (малоизвестные детали о жизни и делах этого неординарного человека см. в тексте «Человек Ренессанса»).

Иначе говоря, данный проект – получивший название It from Qubit или «Это все из кубита» – по своим ключевым параметрам действительно подходит под процитированное выше «зловещее» описание для неких неясных работ каких-то ученых, нанятых супербогачами ради исследований в жанре «реальность как симуляция».

Но только вот делается это вовсе не в тайне, а совершенно открыто. Однако средства массовой информации данное начинание в его истинном виде фактически игнорируют. Почему так – вряд ли кто нам объяснит. Но в любом случае, цель здесь вовсе не «вызволение нас из Матрицы», а попытка постичь реальные механизмы «природы как голографического квантового компьютера» – если привлекать для описания общепринятую в науке терминологию.



Очень же нужно это постижение ученым по той причине, что именно при таком взгляде на природу удается подступиться к наиболее сложной и загадочной проблеме физической науки, остававшейся никак не разрешимой на протяжении всего XX века. Да и по сию пору еще никем из физиков пока и близко не решенной – как ни крути…

ИНФОРМАЦИЯ КАК КЛЮЧ К КВАНТОВОЙ ГРАВИТАЦИИ
В своем развернутом виде название научно-исследовательского проекта It from Qubit , звучит следующим образом: «Коллаборация Саймонса для объединения квантовых полей, гравитации и информации».

Данная инициатива, надо подчеркнуть, свела вместе под своим финансированием множество как молодых-талантливых, так и очень известных-авторитетных теоретиков, работающих в научных центрах США и еще пяти стран. И если рассказывать о гранд-задаче столь большой и солидной коллаборации совсем вкратце, то суть тут вот в чем.

Две самые успешные физические теории XX века – квантовая физика микромира и теория гравитации (общая теория относительности) Эйнштейна для макрокосмоса – бесспорно хороши только сами по себе. Но категорически не стыкуются друг с другом при любых попытках совместить их в единую непротиворечивую теорию.

Лишь на рубеже XX и XXI столетий ученые начали постигать, наконец, что объединение фундаментальных основ физики оказывается невозможным без привлечения теории информации. В частности, ключевую роль, как выяснилось, здесь играет квантовая информатика.

То есть сугубо прикладная, как поначалу считали, научная дисциплина, затеянная ради освоения и внедрения в жизнь новых компьютеров и коммуникаций на основе необычных эффектов квантовой физики. Но чем больше ученые изучали принципы работы квантовых компьютеров и сложнейшие проблемы их создания, тем больше убеждались, что все ответы тут надо искать у природы.

Ибо по всему получается так, что на любых направлениях своих квантово-информационных исследований как физики-экспериментаторы, так и теоретики стабильно приходят к заключению, что природа в своей основе работает как в высшей степени надежный компьютер.

Самым первым из научных светил, вероятно, в явном виде это открытие сформулировал Джон Арчибальд Уилер на рубеже 1980-90-х годов – в виде своего знаменитого девиза It fom Bit:

[лозунг] «Это все из бита» символизирует идею о том, что каждый элемент физического мира имеет на дне – на очень глубоком дне в большинстве случаев – некий нематериальный источник и объяснение. И то, что мы называем реальностью, по сути возникает из постановки вопросов типа да-или-нет и из нашей регистрации ответов тем или иным оборудованием. Короче говоря, это символ того, что все физические вещи являются по своему происхождению информационно-теоретическими, и что мир наш – это вселенная участников [общей игры]…

Данную цитату от знаменитого физика-теоретика в качестве своего рода эпиграфа и знамени ныне вывесили на своем сайте и участники коллаборации It from Qubit. Форму краткого уилерова лозунга, как можно видеть, слегка подправили «добавлением Кю» – дабы подчеркнуть квантовую природу компьютера вселенной. Но сам Уилер здесь вряд ли стал бы возражать, поскольку в годы, когда его девиз рождался, термина «кубит» в науке еще просто не существовало.

Пока что затея It from Qubit работает всего год, проводя регулярные встречи-симпозиумы примерно раз в три месяца. Поэтому о каких-то великих её достижениях говорить еще рано. Однако вполне можно обрисовать, какого рода важные недавние открытия, собственно, и подтолкнули ученых из разных областей к самостоятельному объединению в новый междисциплинарный проект. (Могущественные администраторы науки «наверху» пока что назревших в физике перемен как бы не замечают – и не делают тут фактически ничего).

В самой сердцевине новой физики, рождающейся сейчас буквально на наших глазах, лежат «черные дыры» (термин, кстати, запущен в науку с подачи Уилера). Важность дыр можно объяснить той причиной, что именно в этих загадочных объектах природы геометрия пространства искривлена настолько сильно, что в равной степени важны как гравитация (взаимодействие в масштабах космоса), так и все прочие известные науке силы, характерные для взаимодействий частиц материи.

В силу очень глубоких физических соответствий, связанных с поглощением и испусканием энергии, к середине 1990-х годов было постигнуто, что между черными дырами и элементарными частицами имеется удивительная эквивалентность. Черные дыры – это «макрочастицы» вселенной, а элементарные частицы материи – «черные дыры» микрокосмоса.

Опора на эту базовую идею – плюс информационно-теоретические подходы к термодинамике черных дыр – позволили Герарду ‘т Хоофту и Леонарду Сасскинду сформулировать знаменитый ныне «голографический принцип». Согласно которому для мира вселенной может быть два эквивалентных, но существенно разных описания. Примерно как в технологии голографии – где объемный 3D-образ порождается плоской 2D-пластиной с записью голограммы.

Если же пользоваться аналогией с компьютерами, то искусственно генерируемую реальность виртуальных миров можно рассматривать двояко. (1) Так, как она выглядит для её обитателей, а можно и как (2) сложную программу, работающую на подходящем оборудовании…

Самым мощным достижением голографического принципа считается так называемое «AdS/CFT-соответствие», открытое в конце 1990-х Хуаном Малдасеной. Это голографическое соответствие описаний не только предоставило физикам удивительный инструмент для выявления эквивалентностей между совершенно разными, как прежде казалось, явлениями физики – вроде ядерных взаимодействий и силой гравитации. Но и плюс к тому, позволило решать очень трудные или неразрешимые прежде задачи – переформулируя проблему с языка одного мира на язык другого, где подобные вещи решаются проще или даже элементарно…

Ну а затем – с подачи того же Малдасены и новой генерации совсем молодых теоретиков – обнаружилась поразительная эквивалентность между двумя наиболее загадочными феноменами природы: квантовой сцепленностью частиц и «кротовыми норами» космоса. Оба этих знаменитых феномена всегда крайне озадачивали науку, поскольку определенно говорят о мгновенных взаимодействиях между объектами, разнесенными сколь угодно далеко в пространстве – хоть в разные концы вселенной.

Согласно фундаментальным принципам нынешней физики, во вселенной не должно быть никаких взаимодействий со сверхсветовыми скоростями. Однако два этих феномена – открытых поначалу чисто теоретически – утверждают, что такие взаимодействия есть. Более того, для квантовой сцепленности это уже многократно и надежно подтверждено экспериментами.

Ну а теперь теоретики обнаружили, что квантовая сцепленность микромира и гравитационные кротовые норы космоса – это в некотором смысле одно и то же. То есть в действительности тут можно говорить просто о разных описаниях того же самого природного феномена взаимодействий, но для этого надо смотреть на черные дыры как на квантовые компьютеры. Причем все они работают когерентно-согласованно, и в своей совокупности объединены в единый квантовый компьютер вселенной…

МОСТ МЕЖДУ НАУКОЙ И РЕЛИГИЕЙ

Для всех людей, знакомых с принципами работы науки, должно быть понятно, наверное, что успех любых теоретических открытий следует оценивать по достоинству лишь тогда, когда они надежно и многократно проверяемо подтверждаются экспериментами.

Но с областью фундаментальной теоретической физики, с другой стороны, уже очень давно происходит большая беда. Фактически с 1970-х годов здесь не сделано никаких значительных теоретических открытий, которые удалось бы подтвердить экспериментально. То есть всякого рода теории выдвигаются постоянно, конечно же, вот только опыты и наблюдения их не подтверждают.

Вообще-то столь унылую ситуацию вполне естественно было бы называть словом «кризис». Однако светила ученого мира предпочитают трактовать картину как естественную – «это то, как работает наука». И потихоньку начинают изменять «правила игры», напирая на мощь и гибкость уравнений как уже имеющихся у физиков стандартных теорий, так и их математических надстроек. Способных пост-фактум как бы «объяснять» любые неожиданные результаты опытов и наблюдений через подгон параметров в уже имеющихся формулах. Однако совершенно не способных предсказывать хоть что-то прежде неизвестное, важное и надежно проверяемое.

В каком-то смысле фундаментальная наука уже давно превратилась в разновидность своего рода «посюсторонней религии» – напирающей на незыблемость утвердившихся догм, ограждающей от критики авторитет патриархов и бдительно сражающейся со всяческими лже-научными ересями.

Именно по этой, собственно, причине к концу XX века когда-то мощно сиявшая и поднимавшаяся от прирастающих знаний наука вдруг снова оказалась совершенно беспомощна в спорах с религией. Подобно тому, как разные религиозные культы и конфессии абсолютно бесплодно могут спорить, какая из религий «более правильная», так и сегодняшняя наука в спорах с религией явно не способна выдвинуть никаких новых доводов, которые могли бы переубедить оппонентов в их заблуждениях.

И подобно тому, как разные религии договорились, более или менее, жить друг с другом в мире, поделив между собой «территории влияния», так и официальная наука ныне озабочена лишь охраной «своей» области мира материального. Ни в коей мере не посягая на природу духовного мира людей. Хотя естественно предполагать, что и у духовной жизни человеческого сознания тоже должна быть своя физическая основа – как и у любого другого информационного феномена природы.

Ну а новая теория физиков – о вселенной как голографическом квантовом компьютере – это, конечно же, «ересь, ниспровергающая фундаментальные догмы». И если (точнее, когда) в обозримом будущем ключевые моменты этой теории удастся доказывать опытами, то неизбежно придется пересматривать и фундаментальные основы науки.

Иными словами, речь идет, фактически, о сломе всех устоявшихся представлений относительно того, как устроены пространство и время, материя и сознание. Ибо в голографической картине мира все эти вещи – постоянно сцепленные в единое и неразрывное целое – являются разными проявлениями одного и того же…

И вот это самое «одно и то же единое», если оценивать по самому крупному счету, на протяжении всей цивилизованной истории человечества было принято относить к области религии, а не науки. За исключением, быть может, деятельности шаманов, гностиков и мистиков-алхмиков, всегда воспринимавших мир как единое целое. А потому пытающихся изучать, постигать и осваивать все его разные стороны на базе единого универсального подхода.

Из-за чего к практикам шаманов и теоретическим ересям гностиков в равной степени враждебно относятся как в лагерях официальной религии, так и официальной науки. Авторитеты одного лагеря рисуют их «сатанистами», якшающимися в своих занятиях с нечистой силой. Ну а в лагере другом попытки исследователей оперировать понятиями религии обычно принято классифицировать как «мракобесие» (два корня этого слова, кстати, выдают сугубо религиозные основы в реакциях охранителей научной чистоты на тут и там зарождающиеся среди ученых ереси).

НЕ НАДО БОЯТЬСЯ…

Короче говоря, предполагается, что по прочтении данного текста у читателей появится хотя бы первичное представление о том, что за интереснейшие процессы перемен идут ныне в фундаментальной науке. А также и о том, откуда происходит смутное беспокойство у некоторых влиятельных сил нашего общества, почувствовавших угрозу устоявшимся порядкам и своей власти.

Но если причины для появления отчетливых намеков на сатанизм и мракобесие применительно к представителям наиболее передовой науки в общих чертах должны быть уже более-менее понятны, то какое отношение ко всему этому делу имеет статуя Шивы в ЦЕРНе – этот вопрос так и остался пока неосвещенным. Хотя картина и тут ясная, в общем-то.

Как одно из наиболее почитаемых божеств в обширном пантеоне индуизма, Шива олицетворяет собой не только (и не столько) разрушение, сколько мощь космических сил, управляющих циклами постоянно сменяющих друг друга эпох – сотворения и растворения мира. Ну а конкретная статуя Шивы, установленная в 2004 году в ЦЕРНе как подарок правительства Индии, представляет бога в каноническом образе Натараджи, то есть «владыки танца».

Символизм танцующего Шивы – это в высшей степени глубокий образ, кодирующий в себе, прежде всего, идею динамического единства. Ибо в таком произведении искусства танцор и его танец в принципе неотделимы друг от друга, всегда составляя единое целое.

Не углубляясь в богатство всех символических кодов скульптуры, некоторые из её деталей отметить все же необходимо. Одной из своих рук Шива играет на барабане-дамару, ритм которого лежит в основе согласованных (или когерентных, как выражаются физики) колебаний в танце всех частиц вселенной. Ну а еще одна из многих рук бога делает ладонью ободряющий жест Абхайя-мудра, что означает «без страха» или «не бойтесь».

Имеющим подлинные знания о скрытом устройстве природы и человека, бояться тут совершенно нечего. Даже если кто-то очевидно пытается вас напугать спектаклем с ритуальным убийством у ног танцующего Шивы.

[Oleg]

поднимем вопрос "как нам захватить власть" и реорганизовать рабъкринъ

слова власти

add-on к

http://quantmag.ppole.ru/forum/index.php?topic=574.msg70687#msg70687

Мелодичный звук, напоминавший звук стеклянного колокольчика, родившийся в глубине обвального грохота непонятных слов, мягко и настойчиво раздавался у него в мозгу… Где-то он его уже слышал, может быть, там, на станции, перед пробуждением, когда случайный разряд энергии повредил один из энерговодов и открыл дорогу его сознанию… Откуда он об этом знает? Откуда он может об этом знать? А колокольчик все звенел, принося с собой давно забытую мелодию и шепот: «Ты должен произнести слова власти».
— Я не знаю никаких слов!
— Ты знаешь. И ты их вспомнишь, если не хочешь погибнуть. У тебя остается меньше одного мгновения, намного меньше! Повторяй за мной: «Призываю тебя, властелин света! Поделись своей силой с одним из твоих сынов, ибо нет у меня другой надежды и не осталось времени, чтобы прийти к тебе обычной дорогой…»

- 2 направления поиска

https://yandex.ru/"Слова силы и власти"

https://yandex.ru/"Слова силы и власти" мантры киматика

https://zen.yandex.ru/media/id/5e2441a7fe289100b147fa75/mantry-agmy-slova-sily-drevnih-ariev-5e2441a8fe289100b147fa77?utm_source=serp

Агма — это слово власти (и силы), при произношении которого запускается энергетический механизм

http://flibustahezeous3.onion/b/436404/read#t55 - Собрание произведений 2234K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рамана Махарши

 21. Переводы из Агам

Агамы — это традиционные индуистские священные книги, считающиеся не менее авторитетными и аутентичными, чем Веды. Они, подобно Ведам, считаются Божественным откровением и не приписываются никакому автору. Храмовые богослужения основываются главным образом на них.

Имеется 28 основных Агам. Среди них Сарва Джнянатара и Дэвикалоттара считаются особенно важными, так как выражают точку зрения чистой адвайты, или Недвойственности. Атма Сакшаткара является наиболее существенной частью Сарва Джнянатары.

Махарши по собственной инициативе перевёл обе эти Агамы на тамили; перевод Дэвикалоттары выполнен в ранний период, когда Он жил в пещере Вирупакша, а Атма Сакшаткара переведена в 1935 году, когда Он жил в Ашраме у подножия горы. Обе представляют собой наставления в Пути Знания, данные Господом Шивой; последняя из них адресована Его сыну по имени Гуха (другое имя Господа Субраманья), а первая — Его жене Парвати.

В стихах 70—72 Дэвикалоттары указывается на запрещение нанесения вреда даже растениям, что не следует рассматривать как правило на Пути джняны. К следующим по этому Пути не предъявляются какие-либо чрезмерные требования в отношении их поведения или практики. Действительно, в целом ряде мест этих двух Агам отмечается что вопросы дисциплины, ритуалов и поведения для этого Пути являются гораздо менее существенными, чем для других Путей, так как путь Знания воздействует непосредственно на Сердце, пробуждая духовное знание.

АТМА САКШАТКАРА
(Всеобъемлющее Знание)

Благословение
(Шри Бхагавана)

Эта Атма Сакшаткара, которая была преподана Ишварой, истинным Я (всего) (его сыну) Гухе, теперь излагается на тамили тем же Господом, живущим внутри меня, Древним и Высочайшим.
Текст

1—2. Я изложу тебе, о Гуха, метод, при помощи которого может быть ясно осознан даже бескачественный, неощутимый, тонкий и всепроникающий Абсолют, достигший этого осознания становится самим Шивой. Ранее об этом не говорилось никому. Теперь слушай!

3. Этот метод передается по линии Гуру, но еще не получил толкования в различных философских системах. Его цель — спасти человека от уз сансары. Он трансцендентален и пригоден для всех.
...

Итак, в этом Гимне была объяснена суть покрывала, охватывающего все личности, слушанием Гимна, размышлением о его значении, медитацией на нем, рецитацией[131] его обретается власть и высочайшее великолепие, заключенное во вселичностном покрывале, а кроме того, достигается не знающая препятствий сверхъестественная сила, сама представленная восемью формами.
...

Нельзя стать королем, просто заявив: “Я — король”, без уничтожения врагов и захвата реальной власти. Подобным же образом нельзя получить Освобождение, как Самого Брахмана, только повторением текста Писания “Я есть Брахман” — без разрушения двойственности, вызванной неведением, и прямого переживания Атмана.
...

Тамас, чей цвет чёрный, является вуализирующей силой. Он заставляет вещи казаться иными, нежели они есть. За счет своего союза с силой проекции он является первоначальной причиной постоянных новых рождений человека. Тот, кто окутан этой вуализирующей силой, хотя он мог быть благоразумным, грамотным, умным, знатоком в понимании Писаний, способным к удивительным подвигам, будет не в состоянии схватить суть Атмана, если даже Гуру и другие ясно объяснят это различными способами. Будучи под властью этой вуализирующей силы, он почитает вещи, которые носят печать иллюзии, неведения, и достигает их. Даже будучи образованным, тот, кто окутан этой вуализирующей силой, всё ещё испытывает недостаток ясного знания и понимания, без которого она не может быть устранена; он всегда пребывает в сомнении и приходит к решениям, противоположным истине. В то же самое время сила проекции делает его беспокойным. Невежество, леность, вялость, сонливость, пренебрежение к выполнению обязанностей и глупость — вот черты тамаса. Имеющий эти качества не постигнет ничего, являясь лишь подобием слепца или камня.
...

2)

Ильич, газета гудок и власть. Кто не гудит тот остается без власти ?

https://quantumlifesource.com/climbing-arunachala/

Рамана жил на горе в 3 разных пещерах. Эти пещеры сейчас сохранились с небольшими храмами, построенными вокруг них. Преданные приходили в пещеры, чтобы увидеть его. Сейчас люди приезжают со всего мира, чтобы подняться на гору Света и почувствовать его энергию. Когда мы шли по тропе, я внезапно почувствовал прилив энергии в определенном месте, когда я шел. Мое тело ощущало такую ​​сильную вибрацию, что я был наэлектризован и гудел. Я сказал Деви вернуться и почувствовать это. Она также могла это почувствовать

Ramana lived on the mountain in 3 different caves. These caves are now preserved with small  temples built around them.  Devotees would come to the caves to see him.  Now people come from all over the world to climb the mountain of Light and feel his energy.As we were walking along the trail I suddenly felt a surge of energy at a certain spot as I walked through. My body felt such a high vibration I was electrified & buzzing.  I told Devi to come back & feel it.

[Oleg]

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=l2zpdSmeda4" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=l2zpdSmeda4</a>

http://flibustahezeous3.onion/b/524140/read#n14 - О психологии восточных религий и философий 1147K - Карл Густав Юнг
, https://lib.uni-dubna.ru/search/files/rel_ung/rel_ung.pdf

ОБ ИНДИЙСКОМ СВЯТОМ [14]

Уже несколько лет назад Циммер заинтересовался Махариши из Тируваннамалаи, и первый же вопрос, который он задал мне по моем возвращении из Индии, относился к этому современному святому и мудрецу с юга Индии. Не знаю, счел ли мой друг непростительным или как минимум необъяснимым грехом, что я не нанес визита Шри Рамане. У меня было такое ощущение, что уж он-то, наверное, вряд ли упустил бы случай нанести этот визит, – настолько живым было его участие в судьбе и учении этого святого.

Для меня это было не удивительным, поскольку я знал, сколь глубоко Циммер проникся духом Индии. Его страстное желание увидеть эту страну своими глазами, к сожалению, так никогда и не осуществилось, а вероятность этого исчезла в последний час перед началом разразившейся мировой войны. Зато тем более величественным был его образ духовной Индии.

В ходе нашей совместной работы он дал мне неоценимую возможность заглянуть в душу Востока – благодаря не только своим богатым специальным познаниям, но главным образом гениальному пониманию смыслового содержания индийской мифологии. Увы, и над ним исполнилось слово о рано умирающих любимцах богов, а нам остается лишь скорбь об утрате духа, который преодолел ограниченность своего предмета и, повернувшись лицом к человечеству, предложил ему благодетельный дар "бессмертных плодов".

С древних времен носителем мифологической и философской истины в Индии был "святой" – это западное выражение, правда, не совсем точно передает суть и характерные особенности параллельной фигуры на Востоке. Образ святого воплощает в себе духовную Индию и постоянно встречается в литературе. Поэтому неудивительно, что Циммер страстно заинтересовался новейшей и наиболее чистой инкарнацией этого типа в человеческом облике Шри Раманы. В этом йоге он увидел аватара – образную реализацию этой бредущей из тысячелетия в тысячелетие, сколь легендарной, столь же и исторической фигуры риши, провидца и философа.

Вероятно, мне все-таки следовало посетить Шри Раману. Но я боялся, что если когда-нибудь снова приеду в Индию, дабы наверстать упущенное, то все произойдет точно так же: несмотря на уникальность и неповторимость этого, без сомнения, значительного человека, я не смогу собраться с силами, чтобы увидеть его самому. Дело в том, что я сомневаюсь в его уникальности: он типичен, а этот тип был и будет. Поэтому-то у меня и не было необходимости навещать его; я видел его в Индии повсюду – в образе Рамакришны, в его учениках, в буддистских монахах и в бесчисленных иных формах индийской будничной жизни, а слова его мудрости суть некое "sous-entendu"[15] индийской душевной жизни.

В этом смысле Шри Раману можно, пожалуй, назвать "hominum homo", настоящим "сыном человеческим" индийской земли. Он – "подлинный", а вдобавок – "феномен", что с точки зрения Европы претендует на уникальность. Но в Индии он – белейший просвет на белой ткани (белизна которой упомянута потому, что ведь таким же образом существует и черная ткань).

Вообще в Индии видишь так много всего, что в конце концов начинаешь хотеть видеть хоть чуть-чуть меньше, и чудовищная пестрота местностей и людей возбуждает тоску по чему-то совсем простому.

И это простое есть: оно пронизывает душевную жизнь Индии, как аромат или мелодия; оно повсюду все то же, но никогда не бывает монотонным, а всегда бесконечно разнообразно.

Чтобы его узнать, довольно прочесть какую-нибудь из Упанишад или несколько бесед Будды. То, что звучит в них, звучит всюду, отражается в миллионах глаз, проявляется в бесчисленных жестах, и нет такой деревушки или тропинки, рядом с которыми не стояло бы раскидистое дерево, в тени которого Я размышляет о своем собственном упразднении, топя мир многих вещей во Вселенной и Всеедином бытии.

Этот зов был до того ясно слышен мне в Индии, что вскоре я уже не мог избавиться от ощущения его убедительности.

Поэтому-то я был совершенно уверен в том, что никто не в состоянии достичь большего, и менее всех – сам индийский мудрец; и если бы Шри Рамана высказал нечто не согласующееся с этой мелодией или претендовал на большее знание, то этот просветленный человек в любом случае был бы неправ.

Руководствуясь этой не требующей усилий, климатически соответствующей зною Южной Индии, аргументацией – если святой прав, то он воспроизводит древний мотив Индии, а если от него исходит что-то другое, то он неправ, – я без сожалений удержался от визита в Тируваннамалаи.

Сама неисчерпаемость Индии позаботилась о том, чтобы я все-таки повстречал святого, и притом в более подходящей мне форме, т.е. не нанося ему визита: в Тривандраме, столице Траванкора[16], я познакомился с учеником Махариши.

Это был скромный мужчина, по своему социальному положению соответствующий учителю младших классов, живейшим образом вызвавший в моей памяти того сапожника из Александрии, которого (в романе Анатолия Франса) в качестве примера еще большей святости приводил святому Анатолию ангел.

Как и тот, мой маленький святой имел перед большим то преимущество, что воспитал многочисленных детей и с особенным рвением заботился о том, чтобы его старший сын мог учиться. (Я не стану вдаваться здесь в обсуждение связанного с этим вопроса о том, всегда ли святой мудр, и наоборот, все ли мудрецы непременно святы. В этом отношении имеются некоторые сомнения).

Во всяком случае, в этой скромной, любезной, детски благочестивой натуре я увидел человека, который, с одной стороны, с полной самоотдачей впитывал в себя мудрость Махариши, а с другой – превосходил своего учителя тем, что помимо всякой учености и святости "вкушал" также и "от мира сего".

Я с большим чувством благодарности думаю об этой встрече – ведь ничего лучшего со мной не могло и случиться. Дело в том, что только мудрец или только святой интересуют меня примерно столько же, сколько какой-нибудь редкостный костяк допотопного ящера, который совсем не может растрогать меня до слез.

Зато это дурацкое противоречие – между отвратившимся от майи бытием в космической самости и милыми слабостями, которые, суля обильный урожай, погружены множеством корней в черную землю, чтобы на все будущие времена повторять, как вечную мелодию Индии, плетение и раздирание покрывала, – это противоречие трогает меня; ибо как же можно увидеть свет без тени, ощутить тишину – без грохота, достичь мудрости – без глупости?

Пожалуй, самое мучительное – это переживание святости. Мой знакомец был, слава Богу, только маленьким святым – не сияющей вершиной над мрачными безднами, не потрясающей воображение игрой природы, а примером того, как мудрость, святость и человечность могут "уживаться дружно" – поучительно, ласково, восприимчиво, ладно и терпеливо, без судорог, без желания выделяться, ровно, безо всякой сенсационности, не нуждаясь в особой огласке, но основываясь на том, что от века, на культуре – под нежный шелест колышущихся на морском ветру кокосовых пальм, смыслом – в мельтешащей фантасмагории бытия, спасением – в связанности, победой – в поражении.

Только-мудрость и только-святостъ, боюсь, в наиболее выгодном освещении являются в литературе, и там их слава неоспорима.

Лао-цзы превосходно и непревзойденно читается в "Дао дэ цзин"; Лао-цзы со своей танцовщицей на западном склоне горы, празднующий вечер жизни, уже не столь замечателен. С запущенным телом только-святого по вполне понятным причинам уже и вовсе невозможно примириться, особенно если не можешь не верить, что красота – одно из самых благородных творений бога.

Читать мысли Шри Раманы – прекрасно. В них перед нами встает настоящая Индия с ее дыханием отвратившейся и отвращающейся от мира вечности, песнь тысячелетий, подхватываемая миллионами живых существ, словно напев цикад в летней ночи.

Эта мелодия надстраивается над единым великим мотивом, что без устали, пряча свое однообразие под пленкой тысячи цветовых отражений, вечно обновляется в индийском духе; его новейшей инкарнацией и является сам Шри Рамана: это драма ахамкары ("действующего Я", т.е. сознания Я), противостоящего атману (самости, или Non-ego[17]) и одновременно в нерасторжимо связанного с ним.

Махариши называет атман также "Я – Я": это характерное название, ибо самость переживается как субъект субъекта, как собственный источник и лестница, ведущая Я, чье (ложное) стремление всегда заключается в присвоении той автономии, предчувствием которой оно обязано именно самости.

Подобный конфликт известен и европейцу: для него это отношение человека к богу.

Современная Индия, как подтверждает мой собственный опыт, в значительной степени усвоила европейское словоупотребление: "самость", или атман, и бог – существенно синонимичны.

Но некоторым образом в отличие от западного "человек и бог" эта пара противоположностей или гармония гласит: "Я и самость". "Я" в противоположность "человеку" – понятие откровенно психологическое, так же как и "самость", как она предпочитает являться нам.

Поэтому перед нами соблазн признать, что метафизическая проблема "человек и бог" в Индии сдвинута в психологическую плоскость. При ближайшем рассмотрении это выглядит все же иначе, так как индийское понятие "Я" и "самости" на самом деле не психологическое, а, можно сказать, столь же метафизическое, как "человек и бог".

Индус так же далек от познавательно-критической точки зрения, как и наш религиозный язык.

Он, индус, находится еще в "до-кантовском" состоянии. Эта проблема в Индии неизвестна, так же как она еще в значительной степени неизвестна у нас.

Поэтому в Индии еще нет психологии в нашем смысле слова.

Индия находится на "до-психологической" стадии, т.е., говоря о "самости", она ее полагает. Психология этого не делает. Тем самым она вовсе не отрицает существования этого драматического конфликта, но оставляет за собой право на нищету или богатство незнания о самости.

Мы, вероятно, знаем своеобразную и парадоксальную феноменологию самости, но отдаем себе отчет в том обстоятельстве, что познаем нечто неизвестное ограниченными средствами и вторгаемся в психические структуры, о которых не знаем, соответствуют ли они природе того, что мы хотим познать, или нет.

Это познавательно-критическое ограничение удаляет нас от того, что мы обозначаем как "самость" или как "бог". Уравнение "самость=богу" должно казаться европейцу возмутительным. Поэтому, как показывают высказывания Шри Раманы и многое другое, оно является специфически восточной интуицией, к которой психологии нечего больше добавить, кроме того, что в принципе такие суждения находятся далеко за пределами ее компетенции. С точки зрения психологии можно лишь констатировать, что феномен "самость" обнаруживает религиозную симптоматологию, как и все те высказывания, которые связаны с термином "бог".

Несмотря на то, что религиозный феномен "охваченности благоговением" не умещается в рамки любой критики познания, будучи несоизмерим с нею, что роднит это состояние с прочими эмоциональными проявлениями, познавательный напор человека все же вновь и вновь берет верх "богоборческой", или "люциферовской" жестоковыйностью, своенравием, даже непреклонностью, будь то во благо или во вред любому, кто мыслит.

Поэтому рано или поздно человек окажется в познавательной противоположности собственной охваченности и попытается ускользнуть от охватывающей хватки, чтобы получить возможность разобраться в происходящем.

Если при этом он будет вести себя осмотрительно и добросовестно, то все вновь будет обнаруживать, что по меньшей мере часть его переживания есть человечески ограниченное толкование, как это, к примеру, произошло у Игнатия Лойолы с его видением многоглазой змеи, происхождение которого он оценил поначалу как божественное, а затем – как сатанинское [18].

Индусу ясно, что самость как исток души неотличима от бога и что в той мере, в какой человек существует в собственной самости, он не только содержится в боге, но и есть сам бог.

Шри Рамана, например, в этом отношении высказывается определенно. Без сомнения, это уравнение есть толкование.

Равным образом толкованием является концепция самости как "высшего блага" или как совершенной, желанной цели, хотя феноменология такого переживания не оставляет сомнений в том, что эти качества априорно наличны и представляют собой необходимые составные части благоговейных чувств.

Но и это не может заставить критический разум удержаться от вопроса о том, являются ли эти свойства общезначимыми. Разумеется, невозможно заранее сказать, как он ответит на этот вопрос в том или ином случае, – ведь для такого ответа у него нет никакой мерки. А то, что могло бы служить этой меркой, в свою очередь, вновь вызовет критический вопрос об общезначимости. Решающим здесь является исключительно господство психических фактов.

Цель у восточной практики та же, что и у западной мистики: центр тяжести смещается от Я к самости, от человека – к богу, что должно означать исчезновение Я в самости, а человека – в боге. Очевидно, что Шри Рамана либо действительно в значительной степени поглощен самостью, либо по крайней мере всеми силами в течение всей жизни стремится растворить свое Я в самости. Подобное стремление обнаруживают и "Духовные Упражнения", в максимально возможной степени подчиняя "частное владение", т.е. бытие в качестве Я, вступающему во владение Христу.

У старшего современника Шри Раманы, Рамакришны, в смысле отношения к самости та же установка, только дилемма между Я и самостью выступает у него, кажется, в более ясном виде. В то время как Шри Рамана, демонстрируя, правда, "понимающее" терпение по отношению к светской профессии своих учеников, все же недвусмысленно превращает растворение Я в прямую цель духовного упражнения, Рамакришна проявляет в этом отношении несколько более неопределенную позицию.
Правда, он говорит: "Покуда есть эгоизм, невозможны ни познания (джняна), ни освобождение (мукти), а рождениям и смертям нет конца" [19].

Однако ему приходится признать фатальную неизбывность ахамкары: "Сколь немногие способны достичь единения (самадхи) и освободиться от этого Я (ахам). Это редко бывает возможным [20].

Дискутируй сколько угодно, непрестанно отделяй – все равно это Я постоянно возвращается к тебе [21]. Свали сегодня тополь – завтра ты увидишь, что он пустил новые побеги" [22]. Он даже заходит так далеко, что такими словами намекает на неуничтожимость Я: "Если вы в конце концов не смогли уничтожить это Я, то рассматривайте его как "Я, слуга"" [23]. В смысле такой уступки по отношению к Я Шри Рамана решительно более радикален, т.е., в контексте индийской традиции, более консервативен. Тем самым старший Рамакришна оказывается из них двоих более современным, что, видимо, надо объяснять тем, что он гораздо глубже и сильнее затронут духовным складом Запада, нежели Шри Рамана.

Если рассматривать самость как высшее проявление душевной целостности (т.е. как тотальность сознания и бессознательного), то фактически она предстает в качестве чего-то вроде цели психического развития, и притом помимо любых сознательных суждений и ожиданий.

Это содержание процесса, который, как правило, протекает даже вне сознания и обнаруживает свое присутствие лишь через своего рода дальнодействие на него. Критическая установка по отношению к этому естественному процессу позволяет нам задавать вопросы, которые, в сущности, заранее исключаются формулой "самость=богу".

[Oleg]

--->

Эта формула выявляет растворение Я в атмане как четкую религиозно-этическую цель, что можно видеть на примере жизни и мышления Шри Раманы. Разумеется, это же относится и к христианской мистике, которая и отличается-то от восточной философии, по сути дела, только другой терминологией. Неизбежным следствием этого выступает неполноценность и устранение физического и психического человека (живой плоти и ахамкары) в пользу пневматического человека. Шри Рамана, к примеру, называет свое тело "этой вот колодой".

В противовес этому и с учетом комплексной природы переживания (эмоция + толкование) критическая точка зрения оставляет за Я-сознанием значимость его роли, – вероятно, понимая, что без ахамкары не было бы вообще никого, кто знал бы об этом событии. Без личностного Я Махариши, Я, которое эмпирически дано только вместе с принадлежащей ему "колодой" (=телом), никогда не было бы никакого Шри Раманы.

Даже если согласиться с ним в том, что высказывается отнюдь не его Я, а атман, то все равно: это психическая структура сознания, также как и тело, дает возможность сообщать что-либо при помощи слов. Без физического и психического человека – конечно, весьма уязвимого – и самость будет чем-то полностью беспредметным, как о том сказал уже Ангелус Силезиус:

Я знаю: без меня бог не проживет и мига;
Не стань меня – и ему придется испустить дух.

Априорно данный целевой характер самости и жажда добиться этой цели существует, как уже сказано, даже без участия сознания. Не признавать их невозможно, но нельзя обойтись и без сознания Я. Оно тоже настоятельно заявляет о своих требованиях, и притом частенько громко или тихо противореча необходимости самостановления. В действительности, т.е. за немногочисленными исключениями, энтелехия самости состоит в достижении бесконечных компромиссов, причем Я и самость с трудом держат равновесие, если все в порядке. Слишком большой перевес в ту или другую сторону часто означает поэтому не более чем пример того, как не надо делать. Не следует понимать это так, что крайности – там, где они устанавливаются естественным образом, – уже потому были ниспосланы злом.

Мы, видимо, поступим с ними наилучшим способом, если станем исследовать их смысл, для чего они – к нашей вящей благодарности – предоставляют достаточно возможностей. Люди исключительные, тщательно взлелеянные и огражденные, всегда означают подарок природы, обогащающий нас и умножающий объем нашего сознания, – но все это происходит только в случае, если наша осмотрительность не терпит катастрофы. Благоговейные чувства могут быть истинным даром богов – или исчадьем ада. Присущая им экзальтированность наносит вред, даже когда связанное с этим помутнение сознания как будто бы максимально приближает достижение высочайшей цели. Пользу же, настоящую и непреходящую, приносит лишь повышенная и усиленная осмотрительность.

Кроме банальностей, нет, к сожалению, никаких философских или психологических утверждений, которые уже с самого начала не имели бы обратной стороны. Так, разумность в качестве самоцели означает не что иное как ограниченность, если она не утверждается в сумятице хаотических крайностей, так же как чистая динамика ради нее самой ведет к слабоумию. Любая вещь, чтобы существовать, нуждается в своей противоположности, иначе она испаряется в небытие, Я нуждается в самости, и наоборот.

Изменчивые отношения между этими двумя величинами представляют собой сферу опыта, разработанную интроспективным знанием Востока в масштабах, почти недостижимых для западного человека. Философия Востока, столь бесконечно отличная от нашей, – для нас необычайно ценный дар, который, конечно же, нам "надо добыть, чтобы владеть". Слова Шри Раманы, на прекрасном немецком языке оставленные нам Циммером как последний дар его пера, еще раз сводят воедино все самое благородное, что во внутреннем созерцании накопил в течение тысячелетий дух Индии, а индивидуальные жизнь и творения Махариши еще раз свидетельствуют о глубочайшем стремлении индийских народов к спасительной первопричине.

Я говорю "еще раз", потому что Индия стоит перед роковым шагом – стать государством и тем вступить в сообщество народов, руководящие принципы которых полностью вписаны в программу, в коей отсутствуют как раз "отрешенность" и душевный покой.

Восточным народам грозит быстрый упадок их духовных богатств, а то, что придет на освободившееся место, не всегда может быть причислено к цвету западной духовности.

Поэтому таких людей, как Рамакришна и Шри Рамана, можно рассматривать в качестве современных пророков, которым в отношении своих народов подобает та же компенсаторная роль, что и пророкам Ветхого Завета – в отношении "отпавшего" народа Израиля. Они не только заставляют вспомнить о тысячелетней духовной культуре Индии, но и прямо воплощают ее собой, будучи тем самым впечатляющим предостережением: за всей новизной западной цивилизации с ее материалистически-технической и коммерческой посюсторонностью не забывать о потребностях души.

Горячечный порыв к политическому, социальному и духовному присвоению, с якобы неутолимой страстью раздирающий душу западного человека, неудержимо распространяется и на Востоке, грозя принести с собой последствия огромных масштабов.

Не только в Индии, но и в Китае исчезло уже многое из того, чем никогда жила и плодоносила душа. Переход к внешней культуре, с одной стороны, может, правда, покончить с многочисленными недостатками, устранение которых выступает в высшей степени желательным и полезным, но, с другой стороны, как показывает опыт, этот прогресс покупается слишком дорогой ценой утраты душевной культуры.

Ведь, без сомнения, жить в хорошо спланированном и гигиенически оборудованном доме намного удобнее, но это не снимает еще вопроса о том, кто обитатель этого дома и вкушает ли и его душа тот же порядок и опрятность, что и обслуживающий внешнюю жизнь дом.

Жизнь показывает, что человек, настроенный на внешнее, никогда не удовлетворяется просто необходимым, а всегда стремится, помимо этого, получить что-то еще большее и лучшее, которое он, верный своему предрассудку, постоянно ищет во внешнем.

При этом он полностью забывает, что сам, при всем внешнем благополучии, внутренне все тот же и потому, жалуясь, что у него только один автомобиль, а не два, как у большинства других, жалуется из-за внутренней нищеты.

Конечно, внешняя жизнь человека претерпит еще много усовершенствований и приукрашиваний, но они будут утрачивать свою значимость в той мере, в какой внутренний человек будет от них отставать.

Насыщение всем "необходимым", несомненно, есть источник счастья, который нельзя недооценивать, но помимо этого свои требования выдвигает и внутренний человек, и эти требования невозможно утолить никакими внешними благами.

И чем слабее этот голос будет доноситься сквозь шум погони за удовольствиями мира сего, тем более внутренний человек будет превращаться в источник необъяснимого злополучия и непонятных несчастий в жизненных условиях, позволяющих надеяться на нечто совсем иное.

Переход ко внешнему становится неисцелимым страданием, потому что никто не может понять, почему надо страдать от себя самого.

Никто не дивится своей ненасытности, а всяк считает ее своим неотъемлемым правом, не думая о том, что односторонность душевной диеты ведет в результате к самым тяжким нарушениям нормы.

Вот почему болен человек Запада, и он не успокоится, пока не заразит своей алчной неутомимостью весь мир.

Именно поэтому мудрость и мистика Востока должны значить для нас столь многое, хотя они говорят на собственном языке, которому невозможно подражать.

Они должны напомнить нам о том похожем, что есть в нашей культуре и о чем мы уже забыли, и приковать наше внимание к тому, от чего мы отмахнулись как от несущественного, – а именно к судьбе нашего внутреннего человека.

Жизнь и учение Шри Раманы имеют значение не только для индусов, но и для людей Запада. Они суть не просто "document humain"[24], а предостерегающее послание человечеству, которое вот-вот потеряет себя в хаосе своей бессознательности и бесконтрольности.

Поэтому в самом глубоком смысле, видимо, неслучайно, что последняя работа Генриха Циммера передает нам, как завещание, именно труд жизни современного индийского пророка, столь убедительно изобразившего проблему преобразования души.

Примечания

14 Введение к книге Генриха Циммера "Der Weg zumSelbst. Lehre und Leben des indischen Heiligen Shri Ramana Maharshi aus Tiruvannamalei" (Rascher, Zurich 1944).

15 Подоплека (фр.)

16 Ныне столица штата Керала на самом юге Индии, еще южнее Тируваннамалаи (штат Тамиланд).

17 Не-Я (лат.)

18 Сравните увещевание Иоанна (1 Иоанн. 4,1): "... не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они".

19 Слова Учителя (цитата не идентифицирована).

20 Выделено мною.

21 Выделено мною.

22
l. c., р. 85.

23
l. c.

24
Человеческий документ (фр.)

[Oleg]

в чём величие великих

в незаметании под ковёр малейших нестыковок

http://flibustahezeous3.onion/b/240130/read - Воспоминания, сновидения, размышления 1288K - Карл Густав Юнг

К двум моим фиаско - математике и рисованию - добавилось третье: с самого начала я ненавидел физкультуру. Я не выносил, когда меня учили, как мне следует двигаться. Я ходил в школу, чтобы научиться чему–то новому, а не для того, чтобы отрабатывать бесполезные и бессмысленные акробатические упражнения. Более того, после несчастных случаев в раннем детстве у меня осталась некоторая физическая робость, которую я так и не смог преодолеть. В основе ее лежала моя недоверчивость к миру и к собственным силам. Мир, конечно же, казался мне прекрасным, но вместе с тем непостижимым и угрожающим. А я всегда с самого начала хотел знать, кому и чему я доверялся. Возможно, это было как–то связано с матерью, которая однажды покинула меня на несколько месяцев? Тогда - и я опишу это позже - у меня начались невротические обмороки, и врач, к моему большому удовольствию, запретил мне заниматься гимнастикой. Я избавился от этого бремени, но вынужден был проглотить еще одну неудачу.

Освободившееся время уходило не только на игры, у меня появилось время для новой страсти: я читал любой попадавшийся мне на глаза кусок печатного текста.

В один из летних дней того же 1887 года я вышел из школы и отправился на соборную площадь. Небо было изумительным, и все вокруг заливал яркий солнечный свет. Крыша кафедрального собора, покрытая свежей глазурью, сверкала. Это зрелище привело меня в восторг, и я подумал: «Мир прекрасен, и церковь прекрасна, и Бог, который создал все это, сидит далеко–далеко в голубом небе на золотом троне и…»

Здесь мысли мои оборвались, и подступило удушье. Я оцепенел и помнил только одно: сейчас не думать! Надвигается что–то ужасное, то, о чем я не хочу думать, к чему не смею приблизиться. Но почему?

Потому что совершу самый страшный грех. Что же это за самый страшный грех? Убийство? Нет, не может быть. Самый большой грех - это грех против Святого Духа, и нет ему прощения. Всякий, кто совершит его, проклят навечно. Это очень огорчит моих родителей: их единственный сын, к которому они так привязаны, обречен на вечное проклятие. Я не могу допустить, чтобы это произошло с моими родителями. Все, что мне нужно, - никогда больше не думать об этом.

Но сказать легко, а сделать? Всю дорогу домой я старался думать о самых разных вещах, но обнаружил, что мысли мои снова и снова возвращаются к прекрасному кафедральному собору, который я так любил, и к Богу, сидящему на троне, - дальше все обрывалось, словно от удара током.

Я повторял про себя: «Только не думать об этом. Только не думать об этом!»

Домой я пришел в смятенном состоянии. Мать, заметив мое смятение, спросила: «В чем дело? Что–нибудь случилось в школе?» Я не обманул ее, сказав, что в школе все в порядке. Я даже подумал, что, может, стоит признаться матери в подлинной причине своего смятения. Но для этого мне пришлось бы сделать невозможное: додумать свою мысль до конца. Бедная мать ни о чем не подозревала, она не могла знать, что я находился в смертельной близости греха, который не прощается, что я мог попасть в ад. Я решил не признаваться и постарался привлекать к себе как можно меньше внимания.

В ту ночь мне плохо спалось. Снова и снова неведомая и запретная мысль врывалась в мое сознание, и я отчаянно пытался отогнать ее.

Следующие два дня были сущим мучением, и мать окончательно убедилась, что я болен. Но я, как мог, противился искушению признаться во всем, понимая, что признание заставит моих родителей сильно страдать.

Однако на третью ночь муки стали невыносимыми. Я проснулся как раз в тот момент, когда поймал себя на мысли о Боге и кафедральном соборе.

Я уже почти продолжил эту мысль! Я чувствовал, что больше не в силах сопротивляться.

Покрывшись испариной от страха, я сел в кровати, чтобы окончательно проснуться.

«Вот оно, теперь это всерьез! Я должен думать.
Это должно быть придумано прежде, чем…
Но почему я должен думать о том, чего не знаю!
Я не хочу этого, клянусь Богом, не хочу!
Но кому–то это нужно?
Кто–то хочет принудить меня думать о том, чего я не знаю и не хочу знать.
Я подчинен какой–то страшной Воле.
И почему выбрали именно меня?

Я придумывал хвалы Творцу этого прекрасного мира, был благодарен Ему за этот ни с чем не сравнимый дар, но почему же я должен думать о чем–то непостижимо жестоком?

Я не знаю, что это, действительно не знаю, потому что не могу и не должен подходить сколько–нибудь близко к этой мысли, иначе я рискую внезапно подумать об этом.
Я этого не делал и не хотел, оно пришло, как дурной сон.
Откуда берутся такие вещи?
То, что случилось со мной, - не в моей власти.
Почему?
В конце концов, я не создавал себя, я пришел в этот мир по воле Бога, то есть был рожден своими родителями.
Или, может быть, этого хотели мои родители?
Но мои добрые родители никогда бы не помыслили ничего подобного.
Это слишком жестоко!»

Последняя мысль даже показалась мне забавной. Я вспомнил про дедушку и бабушку, которых знал только по портретам. Они выглядели такими добродушными - я не мог представить себе, что они в чем–то виноваты.

Затем я окинул взором длинный ряд своих неведомых предков и наконец добрался до Адама и Евы.

И тут меня осенило: Адам и Ева были первыми людьми, у них не было родителей, они были созданы Самим Богом, и Он намеренно создал их такими, какими они стали. У них не было никакого другого выбора, кроме как быть такими, какими создал их Бог. Они вообще не знали, что можно быть кем–то другим. Они были безупречны, ведь Бог творит лишь совершенство, и все же они согрешили.
Как такое стало возможно?
Они не смогли бы сделать этого, если бы Бог не создал для них эту возможность.
Очевидно, что Бог и змия сотворил в искушение им.
Бог в Своем всеведении устроил все так, чтобы первые родители согрешили.
Итак, это Бог хотел, чтобы они согрешили.

С моей души будто камень упал, теперь я знал, что происходящее со мною сейчас - происходит по Божьей воле.
Но должен ли я совершить свой грех?
Входит это в Его намерение или же нет?
Мне больше не приходило в голову молить о просветлении,
ведь Сам Бог придумал для меня эту безнадежную ситуацию,
я не волен уйти и не могу рассчитывать на Его помощь.
Я был уверен, что, по Его мнению, мне самому следует найти выход.
И я продолжал свои размышления.

Чего Он хочет?
Чтобы я действовал, или наоборот?
Я должен выяснить, чего Бог требует от меня, и должен выяснить это сейчас.

Разумеется, я понимал, что с точки зрения общепринятой морали следует избегать греха.
До сих пор я этому и следовал, но теперь стал осознавать, что больше так не смогу.
Мое душевное расстройство подсказывало мне, что, стараясь не думать, я запутываюсь все сильнее.
Так продолжаться не могло.
Но я не смогу поддаться искушению прежде, чем пойму, в чем состоит Божья воля, чего Он добивается от меня.

Ведь я даже не был уверен, что именно Он поставил меня перед этой отчаянной проблемой.
Примечательно, что я ни на минуту не допускал мысли о дьяволе.
Дьявол играл такую незначительную роль в моем тогдашнем духовном мире,
что в любом случае он представлялся мне бессильным в сравнении с Богом.

Но с того момента, как мое новое «я» возникло словно из туманной дымки и я начал осознавать себя, мысль о единстве и сверхчеловеческом величии Бога завладела моим воображением.
Я не задавал себе вопроса, Сам ли Бог поставил меня перед решающим испытанием, все зависело лишь от того, правильно ли я пойму Его.
Я знал, что в конце концов буду вынужден подчиниться,
но страшился своего непонимания,
оно ставило под угрозу спасение моей вечной души.

«Богу известно, что я не в силах больше сопротивляться, и Он не хочет помочь мне, хотя до смертного греха мне остается один шаг.
В своем всеведении Он с легкостью устранил бы искушение, однако не делает этого.
Должен ли я думать, что Он желает испытать мое послушание, поставив меня перед непостижимой задачей:
выступить против собственной морали,
против веры,
и даже против Его собственной заповеди, чему я сопротивляюсь всеми силами, потому что боюсь вечного проклятия?

Возможно ли, чтобы Бог хотел увидеть, способен ли я повиноваться Его воле даже тогда, когда моя вера и мой разум восстают при мысли о вечном проклятии?
Похоже, что так и есть!
Но, может, это всего лишь мое предположение, а я могу ошибаться.
Я не смею до такой степени доверять моей собственной логике.
Мне следует все продумать еще раз».

Но я снова cнова возвращался к одному и тому же:
Богу угодно, чтобы я проявил мужество.
Если это так, я сделаю это, тогда Он помилует меня и просветит.

Я собрал все свое мужество, как если бы вдруг решился немедленно прыгнуть в адское пекло,
и дал мысли возможность появиться.
Перед моим взором возник кафедральный собор и голубое небо.
Высоко над миром, на своем золотом троне, сидит Бог - и из–под трона на сверкающую новую крышу собора падает кусок кала и пробивает ее.
Все рушится, стены собора разламываются на куски.

Вот в чем дело!
Я почувствовал несказанное облегчение.
Вместо ожидаемого проклятия на меня снизошла благодать, а с нею невыразимое блаженство, которого я никогда не знал. Я плакал от счастья и благодарности. Мудрость и доброта Бога открылись мне сейчас, когда я подчинился Его неумолимой воле.

Казалось, что я испытал просветление, понял многое, чего не понимал раньше, понял то, чего так и не понял мой отец, - волю Бога.
Он сопротивлялся ей из лучших побуждений, из глубочайшей веры.
Поэтому мой отец так никогда и не пережил чуда благодати, чуда, которое всех исцеляет и делает все понятным.
Он принял библейские заповеди как путеводитель, он верил в Бога, как предписывала Библия и как его учил его отец.
Но он не знал живого Бога, который возвышается, свободный и всемогущий, и над Библией и над Церковью, который призывает людей стать столь же свободными.
Бог, ради исполнения Своей воли, может заставить отца отринуть все свои взгляды и убеждения.
Испытывая человеческую храбрость, Бог заставляет отказываться от традиций, сколь бы священны они ни были.
В своем всемогуществе Он позаботится, чтобы эти испытания не причинили настоящего зла.
Если человек исполняет волю Бога, он может быть уверен, что выбрал правильный путь.

Бог создал Адама и Еву так, чтобы они помышляли о том, чего сами отнюдь не желали.
Он поступил таким образом, чтобы узнать, послушны ли они.
И точно так же Он мог потребовать от меня нечто, для меня традиционно неприемлемое.
Именно послушание давало благодать, а после этого опыта я знал, что благодать Божья есть.

Вы должны полностью подчиниться Богу, не заботясь ни о чем, кроме исполнения Его воли.
В противном случае все лишено смысла.

Именно тогда у меня возникло настоящее чувство ответственности.
Мысль о том, что я должен думать о причинах осквернения Богом своего собора, была ужасна.
И вместе с тем пришло еще неясное понимание того, что Бог способен быть чем–то ужасным.

Это была страшная тайна, и чувство, что я владею ею, наложило тень на всю мою жизнь.

Этот опыт тоже заставил меня ощутить собственную неполноценность.
«Я дьявол или свинья, - размышлял я, - похоже, во мне есть какая–то червоточина».

Но потом, перечитав отцовский Новый Завет и с некоторым удовлетворением обнаружив там притчу о фарисее и мытаре, я понял, что лишь осужденные будут избраны.
Новый Завет навсегда оставил меня в убеждении, что неверный управитель был хвалим и что Петр - колеблющийся - наименован камнем.

Чем сильнее было во мне чувство собственной неполноценности, тем более непостижимой казалась мне Божественная благодать.
В конце концов чувство неуверенности сделалось постоянным. Когда моя мать однажды сказала: «Ты всегда был хорошим мальчиком», я просто не в состоянии был понять это. Я хороший мальчик? Это невероятно! Я всегда казался себе существом порочным и неполноценным.

Вместе с мыслью о соборе у меня наконец появилось нечто реальное, составлявшее часть моей великой тайны, будто я всегда говорил о камнях, падающих с неба, и теперь держу в руке один из них. Но на самом деле это был опыт, которого я стыдился. Словно я был отмечен чем–то постыдным, чем–то зловещим, - и в то же время это был знак отличия. Время от времени у меня возникало сильное искушение заговорить об этом, но не прямо, а каким–то образом намекнуть, дескать, со мной произошла интересная вещь… Я просто хотел выяснить, происходит ли что–либо подобное с другими людьми. Самому мне не удавалось заметить ничего похожего. В конце концов у меня появилось чувство, что я не то отвержен, не то избран, не то проклят, не то благословлен.

Мне никогда не приходило в голову впрямую рассказать кому бы то ни было мой сон о фаллосе или про вырезанного из дерева человечка. Я молчал об этом, пока мне не исполнилось шестьдесят пять. О других опытах я, может быть, говорил жене, но уже в зрелом возрасте. Долгие годы детство оставалось для меня табуированной сферой, и я ни с кем не мог поделиться своими переживаниями.

Всю мою юность можно понять лишь в свете этой тайны. Из–за нее я был невыносимо одинок. Моим единственным значительным достижением (как я сейчас понимаю) было то, что я устоял против искушения поговорить об этом с кем–нибудь. Таким образом, мои отношения с миром были предопределены: сегодня я одинок как никогда, потому что знаю вещи, о которых никто не знает и не хочет знать.

В семье моей матери было шесть священников, священником был и мой отец, а также два его брата.

Так что я наслушался различных богословских бесед, теологических дискуссий и проповедей.

И всякий раз у меня возникало чувство: «Да, все верно. Но как же быть с тайной? Ведь это же таинство благодати!
Никто из вас не знает об этом. Никто из вас не знает, что Бог хочет, чтобы я поступал дурно, что Он принуждает меня думать об отвратительных вещах для того, чтобы я испытал чудо Его благодати».

Все, что говорили другие, было совсем не то. Я думал: «Богу должно быть угодно, чтобы кто–нибудь узнал об этом. Где–то должна быть правда».

Я рылся в отцовской библиотеке, читая все, что смог найти о Боге, Троице и Духе. Я, что называется, глотал книги, но не становился умнее. Теперь я стал думать: «Вот и они тоже не знают».

Я даже искал это в лютеровской Библии. Убогая морализация Книги Иова отвратила меня, а жаль, ведь я мог найти в ней то, что искал: «Хотя бы я омылся и снежною водою…, то и тогда Ты погрузишь меня в грязь…» (9, 30).

--->

[Oleg]

--->

Позже мать рассказывала мне, что в те дни я часто пребывал в угнетенном состоянии. В действительности это было не совсем так, скорее я был поглощен своей тайной. Тогда я сидел на своем камне - это необыкновенно успокаивало и каким–то образом излечивало от всех сомнений. Стоило представить себя камнем, все становилось на свои места: «У камня нет проблем и нет желания рассказывать о них, он уже тысячи лет такой, какой есть, тогда как я лишь феномен, существо преходящее; охваченный чувством, я разгораюсь, как пламя, чтобы затем исчезнуть». Я был лишь суммой всех моих чувств, а Другой во мне был вне времени, был камнем.

II

Тогда же во мне поселилось глубокое сомнение в отношении всего, что говорил отец. Слушая его проповеди о чуде благодати, я всегда размышлял о моем опыте. Все, что он говорил, звучало банально и пусто, как история, рассказанная с чужих слов человеком, не вполне в нее верящим. Я желал бы ему помочь, но не знал как. Кроме того, я был слишком замкнут, чтобы делиться с отцом своим опытом или вмешиваться в его личные дела. Я ощущал себя, с одной стороны, слишком маленьким, с другой же - боялся собственной власти, меня мучила авторитарность моего второго «я».

Гораздо позже, уже восемнадцатилетним юношей, я часто спорил с отцом и всегда питал тайную надежду, что смогу рассказать ему о чуде благодати и таким образом помогу его совести. У меня была уверенность, что, если он выполнит Божью волю, так будет лучше. Но споры наши ничем не кончались. Они раздражали его и огорчали меня. «Вечно ты хочешь думать, - возмущался он, а должно не думать, а верить».

Я мысленно возражал ему: «Нет, должно знать и понимать». Однако вслух говорил: «Так дай мне эту веру». На что он пожимал плечами и в отчаянье отворачивался.

У меня появились друзья, в основном это были застенчивые, робкие ребята из простонародья. В школе я делал успехи и позже даже стал лучшим учеником. Но я заметил, что те, кто учился хуже, завидовали мне и пытались при любой возможности добиться таких же успехов. Это портило настроение. Я ненавидел всякого рода состязания, не играл в игры, где требовалось непременно победить, я предпочитал оставаться вторым.

...
 Индия

Мое путешествие в Индию в 1938 году произошло не по моей инициативе. Этим я обязан британскому правительству Индии, которое пригласило меня принять участие в торжествах по случаю 25–летия университета в Калькутте.

Я много читал об индийской философии и религиозной истории и был убежден, что восточная мудрость - настоящая сокровищница знаний о человеке. Но я должен был увидеть все собственными глазами и остаться самим собой подобно некоему гомункулусу в колбе. Индия явилась мне как сон, ведь я всегда искал себя, свою правду. Путешествие оказалось своего рода прелюдией к напряженным занятиям алхимической философией, они целиком меня поглотили, я даже захватил с собой первый том «Theatrum Chemicum» с основными работами Герхарда Дорна. За время путешествия книга была проштудирована от корки до корки. Так идеи европейской философии соприкоснулись с впечатлениями от чуждой мне культуры и образа мышления. Но и та и другая основываются на изначальном духовом опыте бессознательного, - отсюда единство, подобие или, по крайней мере, возможность уподобления.

В Индии я впервые наблюдал вблизи совершенно иную, высокоразвитую культуру. Впечатления от Африки были совершенно иными, в Северной Африке мне ни разу не представился случай побеседовать с человеком, способным выразить свою культуру в словах. В Индии же я встретил людей, причастных к духовному наследию Востока, и имел возможность сравнить их с европейцами. Это значило для меня очень много. Я вел частные и обстоятельные беседы с С. Субраманья Джером, гуру Махараджи из Майсура, у которого некоторое время гостил. Мне доводилось встречаться и со многими другими учителями, чьи имена я, к сожалению, не помню. С другой стороны, я избегал встреч с так называемыми «святыми людьми», их я избегал, потому что должен был остаться при своей правде, не принимая от других того, чего не мог достичь сам. Это было бы ничем иным, как воровством, если бы я сделал хотя бы попытку научиться чему–то у «святых людей» и принять их правду как свою собственную. Это их правда, а я владел лишь тем, что объясняло именно меня. Точно так же как, живя в Европе, я не могу просить подаяния на Востоке, я обязан жить так, как требует моя природа.

Это вовсе не говорит о том, что я недооценивал собственно феномен индийского «святого», мне просто не удалось увидеть его в истинном свете, как изолированное явление, то есть не было возможности оценить его. Так, например, я не знал, что скрывается за произнесенными им словами действительно ли откровение, или нечто вроде пословицы, расхожей истины, что сотни лет разносят по площадям. Я помню характерный случай, свидетелем которого был на Цейлоне. Два крестьянина с тележками столкнулись на узкой улице. Вместо извинения они обменялись некими, ничего не значащими для постороннего словами: «Adukan anatman», что означало: «Прошлые тревоги, вон из души!» Что за этим стояло - счастливая фраза, единственная в своем роде, или расхожая формула?

В Индии меня в основном интересовала проблема психологической природы зла. В сравнении с духовной жизнью Европы меня поразило здесь совершенное отсутствие противоречий, и эта проблема представилась мне в новом свете. В беседе с образованным китайцем я был снова потрясен способностью этих людей принимать так называемое «зло», не теряя лица. На Западе такое немыслимо. Но у восточного человека вопрос морали стоит вовсе не на первом месте, для него добро и зло - неотъемлемые составляющие природы и являются всего лишь различными степенями и качествами одного и того же.

Я видел, что индийская духовность в равной мере принимает и зло, и добро.

Христианин стремится к добру, но уступает злу, индус ощущает себя вне добра и зла, достигая этого состояния с помощью медитации или йоги. Хотя здесь я должен заметить, что при подобном раскладе и добро, и зло размываются, теряя конкретные очертания, что в конце концов приводит к духовному застою. Нет более ни зла, ни добра. В лучшем случае есть мое добро или мое зло, как нечто, кажущееся мне добром или злом. Отсюда приходится признавать и тот парадокс, что индийская духовность одинаково не нуждается ни в зле, ни в добре, что она обременена противоречиями и что нирвана необходимое условие освобождения от последних и еще от десяти тысяч вещей.

Цель индуса - не моральное совершенство, а только состояние нирваны. Желая отрешиться от собственной природы, медитацией он достигает состояния легкости и пустоты, освобождая себя таким образом.

Я же, напротив, хочу остаться при своем - я не желаю отказываться ни от человеческого общения, ни от природы, ни от себя самого и собственных фантазий.
Я убежден, что все это даровано мне как величайшее чудо. Природу, душу и жизнь я воспринимаю как некое развитие божества - к чему же большему стоит стремиться? Высший смысл бытия для меня заключается в том, что оно есть, а не в том, чтобы его не было.

Я не признаю освобождения r tout prix (любой ценой. - фр.) и не могу избавить себя от того, чем не владею, чего не делал или не испытывал.

Подлинное освобождение приходит лишь тогда, когда ты сделаешь для этого все возможное, пожертвуешь всем, что у тебя есть, и завершишь то, что определил для себя.

А если я ухожу от проблем, лишая себя сочувствия и соучастия, то уничтожаю соответствующую часть своей души.

Конечно, вполне возможно, что моя доля сочувствия и соучастия достается мне слишком дорогой ценой и я имею все основания отказаться от нее. Но и в этом случае можно говорить лишь о собственной «non possumus» (неспособности. - лат.) и смириться с потерей чего–то, быть может, существенного, со своим неумением, в конце концов, справиться с некой задачей. Именно так осознание собственной непригодности заменяет отсутствие реального действия.

Человек, не перегоревший в аду собственных страстей, не может их победить.
И они прячутся рядом, в соседнем доме, чего он даже не предполагает.
А пламя в любой момент может перекинуться и сжечь дом, который он считает своим.
То, от чего мы уходим, уклоняемся, якобы забывая, находится в опасной близости от нас.
И в конечном счете оно вернется, но с удвоенной силой.

В Кхаджурахе (Орисса) я встретился с одним индусом, который предложил проводить меня в храм и показать большую храмовую пещеру. Всю пагоду заполняли особого рода обсценные скульптуры. Мы долго обсуждали этот необычный факт, причем мой провожатый видел в скульптурах средство духовного совершенствования.

Я возражал, указывая на группу молодых крестьян, которые, открыв рты, уставились на это великолепие: вряд ли этих молодых людей интересует сейчас духовное совершенствование или что–либо подобное, куда более вероятно, что их мысли в этот момент заняты исключительно сексуальными фантазиями. На что индус ответил: «Вот это и есть главное. Разве смогут они когда–нибудь достигнуть духовного совершенства, если не исполнят свою карму? Эти обеденные фигуры здесь именно для того, чтобы напомнить людям о дхарме (добродетели) ибо, не осознавая ее, они могут забыть о ней».

Мне подобное толкование показалось в высшей степени странным, хотя мой спутник действительно считал, что молодые люди могут забыть о своей сексуальности, и всерьез пытался убедить меня в том, что они бессознательны, как животные, и нуждаются в поучениях. Для этой цели, по его словам, и существует такого рода внешний декор, и, прежде чем ступить в пределы храма, они должны вспомнить о дхарме, иначе их сознание не пробудится и они не придут к духовному совершенству.

Когда мы вошли в ворота, индус указал на двух «искусительниц» скульптурные изображения танцующих девушек с соблазнительным изгибом бедер, они улыбались, приветствуя входящих. «Вы видите этих танцующих девушек? спросил он. - Смысл здесь тот же. Разумеется, я не имею в виду ни меня, ни вас, кто уже достиг определенного уровня сознания, мы - выше такого рода вещей. Но эти крестьянские парни нуждаются в напоминании и предостережении».

Когда мы, выйдя из храма, стали спускаться по аллее лингамов, он внезапно сказал мне: «Вы видите эти камни? Знаете ли, что они означают? Я открою вам великую тайну». Я был удивлен: мне казалось, что фаллическое содержание этих памятников ясно и ребенку. Но он прошептал мне на ухо с величайшей серьезностью: «Эти камни - интимная часть мужского тела». Я ожидал, что он сообщит мне что–либо о символах великого бога Шивы. Ошеломленный, я посмотрел на него, но он лишь важно кивнул головой, словно говоря: «Да–да. это правда. Вы же в своем европейском невежестве никогда бы об этом не догадались!»

Когда эту историю услыхал Генрих Циммер, он восторженно воскликнул: «Наконец–то я узнаю что–то стоящее об Индии!»

Ступа Санчи вызвала во мне неожиданное и сильное чувство: так бывает, когда я вижу нечто - вещь, личность или идею, - что мне не вполне понятно. Ступа стоит на скалистом холме, к вершине которого ведет удобная тропа, выложенная большими каменными плитами. Этот храм - реликварий сферической формы, он напоминает две гигантские чаши для риса, поставленные одна на другую, как предписывал сам Будда в Маха–Париниббана–Сутре. Англичане очень бережно отреставрировали ее. Самое большое из этих строений окружено стеной с четырьмя искусно украшенными воротами. Вы входите - и тропа поворачивает налево, затем вкруговую - по часовой стрелке - ведет вдоль ступы. Четыре статуи Будды обращены к четырем сторонам света. Пройдя один круг, вы вступаете во второй - параллельный, но расположенный несколько выше. Широкая панорама долины, сами ступы, руины храма, покой и уединение, - все это растревожило и зачаровало меня. Я на время покинул своих спутников, погрузившись в атмосферу этого удивительного места.

Где–то вдали послышались ритмичные удары гонга, они медленно приближались. Это оказалась группа японских паломников. Они двигались один за другим, ударяя в маленькие гонги, и скандировали древнюю молитву: «Om mani padme hum» (О сокровище, восседающее на лотосе. - санскр.). Удар гонга приходился на «hum». Паломники низко склонились перед ступой и вошли в ворота. Там они склонились снова у статуи Будды, распевно произнося что–то вроде молитвы, затем дважды прошли по кругу, приветствуя гимном каждую статую Будды. Я проводил их глазами, но душой был с ними, что–то во мне посылало им безмолвную благодарность за то, что их появление чудесным образом помогло мне найти способ выразить охватившее меня чувство.

Мое волнение указывало на то, что холм Санчи явился для меня неким центром. Это был буддизм, который я увидел в новом свете. Жизнь Будды предстала передо мной как воплощение самости, именно идея самости, самодостаточности, была ее смыслом; она, эта идея, стояла выше всех богов и была сутью бытия - человека и мира. Как unus mundus (единый мир. - лат.) она воплощает и бытие в себе, и знание о нем, - знание, без которого ничего существовать не может. Будда увидел и осознал космогонический смысл человеческого сознания, понимая, что, если человек позволит этому свету угаснуть, мир обратится в тьму, в ничто. Величайшая заслуга Шопенгауэра в том, что и он тоже - или и он вновь - признал это.

Христос, как и Будда, воплощает в себе самость, но в совершенно ином смысле. Оба они одержали победу над этим миром: Будда, так сказать, здравым смыслом, Христос - искупительной жертвой. Христианство учит страдать, буддизм - видеть и делать. Оба пути ведут к истине, но для индуса Будда человек, пусть совершенный, но человек, тем более, что он личность историческая, и людям легче понять его. Христос - и человек, и в то же время Бог, понять это гораздо сложнее. Он и сам не осознавал всего, зная лишь то, что обречен пожертвовать собой, такова его судьба. Будда действовал, как считал нужным, он прожил свою жизнь до конца и умер в глубокой старости. Христос же был тем, чем ему должно было быть, - он прожил очень недолго. [Позже в наших беседах Юнг сравнивал Христа и Будду в их отношении к страданию. Христос знал цену страданию, видел в нем положительный смысл, и, как мученик, он человечнее и реальнее Будды. Будда не принимал страдания; правда, он отказался и от радости. Он уничтожил в себе всякое чувство и, таким образом, отвергнул все человеческое. Христос в Евангелиях является как Богочеловек, хотя он, собственно, не переставал быть человеком, всегда им оставался, тогда как Будда еще при жизни поднялся выше человеческого в себе. - ред.]

Со временем буддизм, как и христианство, претерпел многие изменения. Будда сделался, если можно так выразиться, воплощением саморазвития, образцом для подражания, хотя сам он учил, что, преодолев цепь сансары, каждый человек способен достичь просветления, стать буддой. Аналогично и в христианстве Христос представляется неким прообразом, который живет в каждом христианине и в своем роде являет собой идеальную модель личности. Но исторически христианство пришло к «imitatio Christi», когда человек не пытается искать свой, предназначенный ему духовный путь, но ищет подражания, следует за Христом. Так и Восток пришел в конце концов к своего рода imitatio, Будда стал образцом для подражания, что уже само по себе есть искажение его учения, равно как «imitatio Christi» привело к неизбежному застою в развитии христианства. Как Будда в своем знании далеко превзошел брахманов и их богов, так и Христос возвещал евреям: «Вы боги» (Ин. 10,34), но люди так и не смогли принять это. И теперь мы видим, что так называемый «христианский» Запад, так и не создав нового мира, стремительно приближается к разрушению имеющегося.

--->

[Oleg]

--->

В Индии я получил три докторских степени - в Аллахобаде, Бенаресе и Калькутте: первая представляет исламское, вторая - индусское, третья британско–индийское научное и медицинское знание. Это было уже слишком, и мне срочно понадобилась хоть какая–нибудь разрядка.

Так и случилось: в Калькутте я подхватил дизентерию, попал в госпиталь и пролежал там десять дней. Госпиталь стал для меня благословенным островком, спокойным местом, где я смог разобраться в безбрежном море впечатлений, поразмыслить о множестве вещей, переплетенных в безумной хаотичности: о величии, глубине и великолепии Индии, о ее непроходимой нужде и бедствиях, о ее совершенстве и несовершенствах.

Когда я выздоровел и вернулся в отель, мне приснился сон; он был столь примечателен, что я должен рассказать о нем.

В компании моих цюрихских друзей я оказался на незнакомом мне острове, похоже, недалеко от побережья южной Англии. Остров был небольшим и практически необитаемым - узкая полоса земли, километров на тридцать протянувшаяся с севера на юг. В южной части острова на скалистом побережье возвышался средневековый замок. Мы, туристы, стояли во дворе замка, перед башней. Через ворота мы видели широкую каменную лестницу, которая заканчивалась наверху, у входа в колонный зал. Горели свечи. Я знал, что это замок Грааля и что сегодня вечером здесь состоится празднество в его честь.

Мало кому было известно: даже наш коллега немецкий профессор, поразительно похожий на Моммзена в старости, ничего об этом не слышал. Мы с ним о многом говорили, он производил впечатление человека умного и образованного. Лишь одно показалось мне странным: для профессора все это было в прошлом, было мертвым; с большим знанием он рассказывал о схожести британских и французских источников легенды о Граале. Но он не понимал собственно смысла легенды - ее живого присутствия в настоящем, тогда как я ощущал это необыкновенно остро. Вдобавок он, похоже, не замечал того, что нас непосредственно окружало, и вел себя так, будто находился в аудитории и читал студентам лекцию. Моя попытка привлечь его внимание к особенностям обстановки оказалась тщетной. Он не видел ни лестницы, ни свечей, ни самого зала.

Растерянно озираясь, я вдруг обнаружил, что стою у высокой замковой стены, нижнюю часть которой покрывало что–то вроде шпалеры, только не деревянной, как обычно, а кованной - в форме виноградной лозы с листьями и гроздьями. Через каждые два метра на горизонтальных ветвях располагались на манер птичьих гнезд крошечные железные домики. Вдруг среди листвы что–то промелькнуло, сначала я подумал, что это мышь, но потом отчетливо разглядел крошечного железного гномика в колпаке, снующего от одного домика к другому. «Ну вот, - воскликнул я в изумлении, обращаясь к профессору, - Вы же видите это!»

Неожиданно все исчезло, и обстановка во сне изменилась. Мы, та же компания, но уже без профессора, оказались не в замке, а на каком–то голом скалистом берегу. Я понял: что–то должно случиться, поскольку Грааля все еще не было, а празднество должно было состояться именно сейчас, этим вечером. Кто–то сказал, что его прячут в северной части острова, в маленьком домике. Но я знал, что мы обязаны доставить Грааль в замок. Нас было человек шесть, и мы двинулись в путь.

Идти было тяжело, но через несколько часов мы достигли самой узкой части острова, где выяснилось, что остров фактически разделен на две части морским проливом. В самом узком месте ширина его была около 100 метров. Солнце зашло и наступила ночь. Уставшие, мы расположились на берегу. Местность выглядела безлюдной и пустынной - ни куста, ни деревца, - ничего, кроме травы и екал. Нигде поблизости мы не обнаружили ни моста, ни лодки. Было очень холодно, и мои спутники один за другим стали засыпать. Я не спал, раздумывая, что же можно сделать, и наконец решил переплыть через пролив. Я начал раздеваться - и в этот момент проснулся.

Этот средневековый европейский сюжет явился мне тогда, когда меня захлестнула масса беспорядочных индийских впечатлений. Тем более, что лет десять назад я выяснил, что во многих областях Англии легенда о Граале все еще жива и актуальна, несмотря на все, что о ней написано поэтами и учеными. Это поразило меня еще больше, когда я нашел параллель между поэтическим мифом и свидетельствами алхимиков об «unum vas», «una medicina» и «unus lapis». Мифы, о которых не помнят днем, живут ночью, и могучие образы, которые сознание свело к ничтожной банальности, увлекают поэтов, обретая благодаря им новую жизнь, - и уже в другой форме, но вновь и вновь заставляют нас задумываться. Великие мертвецы все еще живы, они просто изменили имена. «Мал, да удал» - неузнанный кабир поселился в новом доме.

Сновидение своей властью освободило меня от каждодневных индийских впечатлений и вернуло назад, к тому, что я оставил на Западе, прежде всего к сюжетам о поисках философского камня и чаши святого Грааля. Все индийское будто отодвинули от меня, заставляя вспомнить, что Индия никогда не была моей целью, а лишь частью пути, хотя и безусловно важной, что она должна всего–навсего приблизить меня к настоящей цели. Сон как бы ставил передо мной вопрос: «Что ты делаешь в Индии? Тебе же необходимо найти святую чашу, «salvator mundi». Неужели тебе не понятно, что еще немного, и будет взорвано все, что создавалось веками?».

Конечным пунктом моего путешествия был Цейлон - уже не Индия, а юг, где ясно ощущалось присутствие чего–то от рая, где нельзя было оставаться слишком долго. Коломбо - шумный торговый порт, на него каждый день между пятью и шестью часами с ясного неба вдруг обрушивается страшный ливень. Вскоре мы покинули город, направляясь в глубь страны. Мы побывали в Канди, древней столице, всегда окутанной легким туманом, прохладная влага которого дает жизнь буйной зелени. Храм Далада–Малигава, где находится священная реликвия - зуб Будды, сам по себе невелик, но в нем я нашел много интересного для себя. Я проводил в храмовой библиотеке долгие часы, беседуя с монахами и рассматривая серебряные листы с выгравированным на них текстом буддийского канона.

Здесь мне довелось стать очевидцем незабываемой вечерней церемонии. Юноши и девушки возлагали целые горы цветов жасмина к алтарю и тихо пели молитву - мантру. Я думал, что они молятся Будде, но сопровождающий меня монах объяснил: «Нет, Будды нет больше. Ему нельзя молиться, - он в нирване. Они поют: эта жизнь быстротечна как очарование этих цветов; Бог мой да разделит со мною плоды этого подношения». В том, что пели эти молодые люди, чувствовалось нечто подлинно индийское.

Перед церемонией был организован часовой концерт в мандапаме (это нечто вроде зала ожидания в индийских храмах). В каждом углу зала стоял барабанщик, а еще один - очень красивый юноша - занял место в центре. Он солировал, демонстрируя настоящее искусство. На нем были красный пояс, белая шока (длинная юбка, доходящая до щиколоток) и белый тюрбан, руки украшали сверкающие браслеты, его темно–коричневая кожа блестела от пота. Юноша подошел к золотому Будде, держа в руках двойной барабан, чтобы «принести звук в жертву», и сыграл великолепную мелодию с потрясающим мастерством и артистизмом. Я наблюдал сзади, как он стоял перед маленькими светильниками у входа в мандатам. Барабан - это своего рода чревовещатель, и «молитва» - не совсем молитва, а «очистительная» мантра, медитация или самовыражение. Она не имеет никакого отношения к почитанию несуществующего Будды - это некая духовная акция, совершаемая человеком во имя спасения себя самого.

Приближалась весна, - время возвращения домой. Впечатления переполняли меня, я даже не испытывал желания сойти с корабля и осмотреть Бомбей. Вместо этого, засел за мой латинский трактат по алхимии. Но Индия оставила во мне неизгладимый след: она открыла некий путь без начала и конца, бесконечный мир - другой мир, несоизмеримый ни с чем, что я знал и к чему привык.

2)

Филимон

ОН ПРИЛЕТЕЛ КО МНЕ ВО СНЕ — ПОЖИЛОЙ ЧЕЛОВЕК С БЫЧЬИМИ РОГАМИ, ДЕРЖАЩИЙ В РУКЕ
СВЯЗКУ ИЗ ЧЕТЫРЕХ КЛЮЧЕЙ, ОДИН ИЗ КОТОРЫХ
ОТКРЫВАЛ ЗАМОК. У НЕГО БЫЛИ КРЫЛЬЯ КАК
У ЗИМОРОДКА…
...
ФИЛИМОН И ДРУГИЕ ФИГУРЫ ИЗ МОИХ ФАНТАЗИЙ ЗАСТАВИЛИ
МЕНЯ ОСОЗНАТЬ, ЧТО В МОЕЙ ПСИХИКЕ ЕСТЬ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ
Я СОЗДАТЬ НЕ МОГ; НО ОНИ СОЗДАЛИ СЕБЯ САМИ И ЖИВУТ СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНЬЮ
...
В «Красной книге» Филимон, исцелив Дух Времени, поднимает
вопрос о неинтрапсихической1
 природе фантазий, позиционируя
Духа Глубин и его магию как реально существующие. Юнг признавал «психоический» уровень реальности: психофизическая
реальность, которую он называл «объективное психическое».
1 Интрапсихический = существующий в твоей собственной голове!
...

настало время исцелить собственную душу.
Для этого Юнг должен был съесть печень божественного ребенка.
Это вызывало отвращение у него (и у читателей!), однако исцеляло душу и давало магические способности.
В античности печень считалась органом, отвечающим за пророчества.
Совершив это, Юнг наполнился Духом Глубин.

[Oleg]

--->
Ctrl-F _дух времени_

http://flibustahezeous3.onion/b/334086/read - Красная книга (Liber Novus) 1297K - Карл Густав Юнг

Написано рукой К.Г. Юнга в его доме в Кюснахте/Цюрихе в год 1915.

Если говорить в духе этого времени,[5] я должен сказать: никто и ничто не может подтвердить то, что я должен вам объявить.
5 В «Фаусте» Гете Фауст говорит Вагнеру: «А то, что духом времени зовут, / Есть дух профессоров и их понятий».

Подтверждение для меня излишне, поскольку у меня нет выбора, но я должен. Я познал, что вдобавок к духу этого времени трудится и другой дух, а именно тот, что управляет глубинами всего современного.[6] Духу этого времени понравится услышать о пользе и ценности. Я тоже так думал, и моя человечность все еще так думает. Но иной дух заставляет меня говорить, несмотря ни на что, превыше подтверждения, пользы и смысла. Исполненный человеческой гордости и ослепленный предубежденным духом этих времен, я долго пытался удержать тот иной дух подальше от себя. Но я не предполагал, что дух глубин с незапамятных времен и навсегда обладает большей властью, нежели дух этого времени, что сменяется с поколениями. Дух глубин покорил всякую гордость и заносчивость силе справедливости. Он унес мою веру в науку, он лишил меня радости объяснять и упорядочивать вещи и дал преданности идеалам этого времени умереть во мне. Он принудил меня к последним и простейшим вещам.

Дух глубин взял мое понимание и все мое знание и поставил их на службу невыразимого и парадоксального. Он лишил меня речи и письма обо всем, что не служит ему, а именно сплавив вместе осмысленное и бессмысленное, что производит высший смысл.

Но высший смысл — это путь и мост к тому, кто грядет. Это Бог грядет. Это не пришествие самого Бога, но его образа, который явится в высшем смысле. Бог — это образ, и те, кто поклоняются ему, должны поклоняться ему в образах высшего смысла.

Высший смысл — это не смысл и не абсурд, образ и сила в одном, притягательность и сила вместе.

Высший смысл — это начало и конец. Это мост для пересечения и исполнения.

Другие Боги умерли в их временности, а высший смысл никогда не умирает, он обращается в смысл, а затем в абсурдность, и из огня и крови их столкновения высший смысл возносится, воскрешенный вновь.

Образ Бога имеет тень. Высший смысл реален и отбрасывает тень. Ибо что может быть действительным и вещественным, не отбрасывая тени?

Тень — это бессмыслица. Ей недостает силы, и она не может существовать из самой себя. Но бессмыслица — это неотделимый и неумирающий брат высшего смысла.

Люди растут, как и растения, некоторые в свете, другие в тени. Есть многие, кому нужна тень, а не свет.

Образ Бога отбрасывает тень, которая столь же велика, как и он сам.

Высший смысл велик и мал, он столь же широк, как пространство звездных Небес и столь же узок, как тюрьма живого тела.

Дух времени во мне хотел осознать величие и размах высшего смысла, но не его малость. Дух глубин, однако, победил его надменность, и мне пришлось проглотить малое как средство исцеления бессмертного во мне. Оно полностью выжгло мои внутренности, поскольку было бесславным и негероическим. Оно даже было нелепым и отталкивающим. Но клещи духа глубин держали меня, и мне пришлось испить горчайший глоток.[9]

Дух времени искушал меня мыслью, что все это принадлежит тени Богообраза. Это было бы разрушительным обманом, ибо тень — это бессмыслица. Но малое, узкое — это не бессмыслица, но одна из обеих сущностей Божественного.

Я сопротивлялся признать, что каждодневное принадлежит к образу Божественного. Я гнал эту мысль, я скрыл себя за высочайшими и холоднейшими звездами.

Но дух глубин нагнал меня и влил горькое питие меж губ.[10]

Дух времени шептал мне: «Этот высший смысл, этот образ Бога, это сплавление горячего и холодного, есть ты и только ты». Но дух глубин сказал мне: «[11]Ты образ нескончаемого мира, все прежние таинства становления и перехода живут в тебе. Если ты всем этим не обладаешь, откуда тебе знать?»

Ради моей человеческой слабости дух глубин сказал мне это слово. Но это слово также избыточно, поскольку я не говорю его открыто, но потому что я должен. Я говорю, потому что дух лишил бы меня радости и жизни, если бы я не сказал.[12] Я раб, приносящий его и не знающий, что он несет в руке. Оно обожжет ему руки, если он не поместит его туда, куда прикажет господин.

Дух нашего времени заговорил со мной и сказал: «Какая страшная необходимость заставляет тебя говорить все это?» Это было ужасное искушение. Я хотел поразмыслить, какие внутренние или внешние путы принуждают меня к этому, и не найдя за что зацепиться, я был готов выдумать их. Но так дух нашего времени почти привел меня к тому, что вместо того, чтобы говорить, я снова думал о причинах и объяснениях. Но дух глубин обратился ко мне и сказал: «Понимание чего-либо — это мост, возможность возвращения на путь. Но объяснение вопроса — это случайность, а иногда даже убийство. Можешь ли ты сосчитать убийц среди ученых?»

Но дух нашего времени подошел ко мне и положил предо мной огромные тома, составлявшие мои знания. Страницы их были сделаны из руды, и стальное перо нанесло на них неумолимые слова, и он указал на эти неумолимые слова, сказав: «То, что ты говоришь — безумие».

Это правда, это правда, то, что я говорю — это величие, отравление и уродство безумия.

Но дух глубин подошел ко мне и сказал: «То, что ты говоришь, есть. Есть величие, есть отравленное, недостойное, больное, пустяковая повседневность. Оно течет по улицам, живет во всех домах и правит днями человечества. Даже вечные звезды банальны. Это великая госпожа и единая сущность Бога. Кто-то смеется над этим, и смеющийся тоже есть. Ты считаешь, человек этого времени, что смех ниже почитания? Где твоя мера, ложный измеритель?[13] Вся жизнь разрешается в смехе и почитании, а не в твоем суждении».

Я должен также говорить о нелепом. Вы, грядущие люди! Вы осознаете высший смысл через то, что он смех и почитание, кровавый смех и кровавое почитание. Жертвенная кровь связывает полюса. Те, кто знают это, смеются и почитают на одном дыхании.

После этого, однако, ко мне приблизилась моя человечность и сказала: «На какое одиночество, какой холод запустения ты обрекаешь меня, говоря такое! Представь себе разрушение бытия и потоки крови от ужасного жертвоприношения, которое требуют глубины».[14]

Но дух глубин сказал: «Никто не может и не должен прерывать жертвоприношение. Жертвоприношение — это не разрушение, жертвоприношение — это краеугольный камень того, что грядет. Разве нет монастырей? Разве несчетные тысячи не ушли в пустыню? Ты должен нести монастырь в себе. Пустыня в тебе. Пустыня зовет тебя и тянет тебя обратно, и если ты железом прикован к миру этого времени, зов пустыни разобьет все цепи. Истинно, я готовлю тебя для одиночества».

После этого моя человечность умолкла. Однако, нечто случилось с моим духом, отчего я должен молить о благодати.

Моя речь несовершенна. Не потому что я хочу блистать словами, но из-за неспособности связать те слова я говорю в образах. Никак иначе мне не выразить слова из глубин.

Благодать, излившаяся на меня, дала мне веру, надежду и необходимую отвагу не сопротивляться больше духу глубин, а произносить его слово. Но прежде чем я смог собраться, чтобы по-настоящему сделать это, мне нужен был видимый знак, который показал бы, что дух глубин во мне был в то же время управителем глубин мировых дел.

[15]Это случилось в октябре, в год 1913, я в одиночестве отправлялся в путешествие, и среди дня меня неожиданно охватило видение: я увидел ужасный потоп, который покрыл северные и лежащие ниже земли между Северным морем и Альпами. Он распространился от Англии до России, с берега Северного моря до Альп. Я видел желтые волны, плывущий мусор и смерть бессчетных тысяч.

Видение длилось два часа, оно привело меня в замешательство и волнение. Я не мог его истолковать. Через две недели видение вернулось, еще более жестокое, чем раньше, и внутренний голос сказал: «Смотри на это, это совершенно реально, и оно придет и пройдет. Можешь в этом не сомневаться». Я снова боролся с ним два часа, но оно крепко меня держало. Оно оставило меня вымотанным и сбитым с толку. И я подумал, что схожу с ума.[16]

С тех пор тревога перед ужасным событием, которое стояло перед нами, продолжала возвращаться. Однажды я также видел море крови над северными землями.
...

Глава 4–2 Переживания в пустыне
[H1 iii(r) 2]
[65]После тяжкой борьбы я слегка приблизился к тебе. Как трудна была эта борьба! Я пал в заросли сомнения, смятения и насмешки. Я осознаю, что должен быть наедине с душой. Я иду к тебе с пустыми руками, душа моя. Что ты хочешь услышать? Но моя душа заговорила и сказала: «Если ты приходишь к другу, ты приходишь, чтобы взять?» Я знаю, что это не должно быть так, но мне кажется, что я беден и пуст. Я бы хотел сидеть рядом с тобой и хотя бы чувствовать дыхание твоего оживляющего присутствия. Мой путь проходит в горячих песках. Все дни напролет, песчаные, пыльные пути. Мое терпение временами слабеет, и однажды я пришел в отчаяние от самого себя, как ты знаешь.

Моя душа ответила: «Ты говоришь со мной, как ребенок, жалующийся матери. Я не твоя мать». Я не хочу жаловаться, но позволь сказать, что мой путь долог и пылен. Ты для меня как тенистое дерево в пустоши. Я бы хотел насладиться твоей тенью. Но моя душа ответила: «Ты ищешь удовольствий. Где твое терпение? Для тебя время еще не пошло. Ты забыл, почему пошел в пустыню?»

Моя вера слаба, мой лик ослеплен сверканием пустынного солнца. Жар свинцом ложится на меня. Жажда мучает меня, я боюсь подумать, как бесконечно долог путь, и, самое главное, я ничего не вижу перед собой. Но душа ответила: «Ты говоришь так, будто все еще ничему не научился. Ты не можешь подождать? Все должно падать тебе на колени созревшим и законченным? Ты полон, да, ты просто переполнен стремлениями и желаниями! — Ты все еще не знаешь, что путь истины открыт только для тех, кто не таит намерений?»

Я знаю, все, что ты говоришь, о моя душа, также и моя мысль. Но едва ли я живу в соответствии с ней. Душа сказала: «Как, скажи мне, ты можешь считать, что мысли тебе помогут?» Я всегда буду ссылаться на то, что я человек, всего лишь человек, который слаб и иногда не справляется. Но душа сказала: «Ты думаешь, это и значит быть человеком?» Ты сложна, моя душа, но ты права. Как мало мы вверяем себя жизни. Мы должны расти, как дерево, которое также не знает своего закона. Мы связываем себя намерениями, не осознавая, что намерения становятся ограничениями, да, отвержением жизни. Мы считаем, что сможем осветить тьму намерением, и с его помощью проложить путь свету.[66] Как мы можем заранее знать, откуда свет придет к нам?

Позволь пожаловаться только в одном: я страдаю от насмешек, моих насмешек. Но моя душа сказала мне: «Ты невысокого мнения о себе?» Я не считаю так. Она ответила: «Тогда слушай, ты невысокого мнения обо мне? Ты все еще не знаешь, что пишешь книгу не для того, чтобы подпитать свое тщеславие, а разговариваешь со мной? Как ты можешь страдать от насмешек, если обращаешься ко мне с теми словами, что я тебе дала? Так ты знаешь, кто я? Ты постиг меня, определил, вывел в мертвую формулу? Ты измерил мои пропасти, исследовал все пути, по которым я еще только собираюсь тебя вести? Насмешка не может задеть, если ты не тщеславен до мозга костей». Твоя истина тяжела. Я хочу сложить свое тщеславие перед тобой, поскольку оно меня ослепляет. Видишь, поэтому я думал, что мои руки пусты, когда пришел к тебе сегодня. Не предполагал, что это ты наполняешь пустые руки, если только они готовы раскрыться, хотя они не готовы. Я не знал, что я твой сосуд, пустой без тебя, а с тобой — наполненный до краев.

[2] Это была моя двадцать пятая ночь в пустыне. Столько времени потребовалось, чтобы пробудить душу от тенистого бытия к ее жизни, пока она не появилась предо мной как отдельное, свободное существо. И я воспринимал ее тяжелые, но целебные слова. Мне нужно было их принять, ведь я не мог преодолеть насмешку во мне.

Дух этого времени считает себя исключительно умным, как и каждый дух времени. Но мудрость простодушна, не только проста. Из-за этого умный человек издевается над мудростью, ведь издевка — его оружие. Он использует заточенное, ядовитое оружие, ведь он поражен наивной мудростью. Если бы он не был поражен, такое оружие и не понадобилось бы. Только в пустыне мы осознаем свое ужасное простодушие, но мы боимся его признать. «Потому мы такие насмешливые. Но издевка не стяжает простодушия. Насмешка падает на насмешника, и в пустыне, где никто не услышит и не ответит, он задыхается от собственных насмешек.

Чем умнее ты, тем глупее твое простодушие. Совершенно умные — полные дураки в своем простодушии. Нам не спасти себя от ума духа этого времени, увеличивая свой ум, но лишь принимая то, что противнее всего нашему уму, а именно простодушие. Но мы не хотим быть и искуственными дураками, ведь мы пали в простодушие, скорее мы будем умными дураками. Это ведет к высшему смыслу. Ум сочетается с намерениями. Простодушие не знаем намерения. Ум завоевывает мир, а простодушие — душу. Так прими обет нищеты духа, чтобы восприять свою душу.

Против этой насмешки восстал весь мой ум. Многие посмеются над моей глупостью. Но никто не посмеется надо мной сильнее, чем я сам.

Так я превозмог насмешки. Но когда превозмог, я оказался рядом со своей душой, и она могла говорить со мной, и скоро мне предстояло увидеть, как пустыня зеленеет.
...

[2] Когда пустыня начинает расцветать, она приносит странные растения. Ты будешь считать себя сумашедшим, и в определенном смысле ты им и будешь.88 До степени которой христианству этого времени не хватает безумия, ему не хватает божественной жизни. Заметь чему древние учили нас в изображениях: безумие — божественно.89 Но поскольку древние проживали эти картины точно в событиях, это стало обманом для нас, так как мы стали хозяевами реальности этого мира. это не спрашивается: если ты входишь в мир души, ты как безумец, и доктор посчитает тебя больным. То что я говорю здесь может выглядеть как болезнь, но никто не может видеть это как болезнь больше чем я.

Это как я преодолеваю безумие. Если вы не знаете что такое священное безумие, отложите суждения и ждите пложов.90 Но знайте что есть священное безумие которое ничего другое чем преодоление духа этого времени через дух глубин. Говорите тогда о больных иллюзиях когда дух глубин не сможет больше оставаться внизу и вынуждает человека говорить языками взамен человеческой речи, и заставляет его верить что он сам есть дух глубин. Но также говорите о больных иллюзиях когда дух этого времени не оставляет человека и вынуждает его видеть только поверхность, для того чтобы отрицать дух глубин и принимать себя за дух времен. Дух этого времени безбожен, дух глубин тоже безбожен, баланс — божественен

Поскольку я был пойман в духе этого времени, тоже самое что случилось со мной этой ночью произошло и со мной, именно что дух глубин извергнулся с силой, и смел дух этого времени мощной волной. Но дух глубин получил эту силу, потому что я говорил со своей душой 25 ночей в пустыне и я дал ей всю мою любовь и повиновение. Но в течении 25 дней, Я отдал всю мою любовь и повиновение вещам, людям, и мыслям этого времени. Я шел в пустыню только ночью.

Так вы можете различить больные и божественные иллюзии. Если кто-либо имеет одни и не имеет другие вы можете назвать его больным так как он неуравновешен.

Но кто может выдержать страх без божественного опьянения и безумия которое приходит к нему? Любовь, душа и Бог прекрасны и ужасны. Древние привнесли некоторую красоту Бога в этот мир, и этот мир стал так прекрасен что он представился духу времени исполненным, и лучше чем за пазухой у Бога. Страх и жестокость мира лежат под покровами и в глубинах наших сердец. Если дух глубин схватывает тебя, ты почувствуешь жестокость и закричишь в муках. Дух глубин беременен льдом, огнем и смертью. Ты прав боясь духа глубин, так как он полон ужаса.

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=xgROeMfYC_A" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=xgROeMfYC_A</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=L0PZIN0lRCU" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=L0PZIN0lRCU</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=M-BdUoGLC4I" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=M-BdUoGLC4I</a>

русские старцы ( да такие есть. ибо век Кали) всегда суровы

статья журналиста Дмитрия Гудкова

28 ноября в 23:22
Я не хочу, чтобы мои дети принудительно изучали «особенности нравственной культуры воина-христианина». Я против того, чтобы их заставляли определять виды колокольных звонов и описывать решения Вселенских соборов. Туда же (на свалку истории) может отправляться и православный календарь-месяцеслов.

Проблема в том, что ни от моего, ни от вашего желания ничего не зависит. В стране нет силы, которая может повлиять на в тайне принимаемые решения Министерства образования, скрытые ароматным дымком из кадила РПЦ.

Спасибо «Коммерсанту»: вывел на свет божий очередную попытку ввести православие как предмет для изучения с 1 по 11 классы. http://kommersant.ru/doc/3156063

Но — что дальше? Угадайте с трех попыток реакцию Думы? «Восторг, бурные аплодисменты, единодушное одобрение»: выбирайте вариант. Правительство? Так там после ареста Улюкаева атеистов нет. Президент? Конституционный суд?

Во власти нет не просто силы, которая защищала бы наши интересы — бог с ним, о тонкостях плоской или прогрессивной шкалы налогообложения можно спорить. Нет силы, которая отстаивала бы здравый смысл.

И пока в итоге наши дети на радость патриарху будут конспектировать решения Трулльского собора и петь анафему монофизитам, во всем остальном мире (за вычетом Ирана, стремительно приближающейся к нему Турции да нашего стратегического союзника Свазиленда) будут печатать органы на 3D-принтерах, осваивать космос частными спутниками, лечить рак...

А мы, как вчера и советовал Рамзан Кадыров, будем лечиться Кораном. Или Библией.

Дума уже взяла идею на вооружение и готовится создавать совет по нетрадиционной медицине: травки и пляски с бубном.

И пожалуйста, не нужно думать, что это все страшилки, никогда такого не будет. Краски сгущаются не в уютных соцсетях, а в жизни. В который раз повторю: сколько такого «не может быть» уже воплотилось в жизнь. Иран в 1979 году тоже не мог и подумать о том, куда его заведут добрые бородатые дяди с рассказами о нравственности.

Там, как и в России, во власти не оказалось силы, которая могла бы просто остановить безумие. Конечно, безумие взвешенное и рассчитанное, потому что цель еженедельного школьного православия написана открыто: «готовность к сознательному самоограничению в потреблении жизненных благ».

«Надо меньше есть», жить в «смешных квартирах по 20 метров», отказаться от удобств ради национального лидера — все это мы уже знаем, слышали. Христос терпел и вам велел: именно так христианство понимают доморощенные Великие инквизиторы.

Вот что говорил по этому поводу Карл Густав Юнг:

"Пока еще слишком рано говорить о том, какие могут быть последствия общего признания гибельной аналогии между государственной религией марксистов и государственной религией Церкви.

Абсолютистская претензия на то, что Божье царство может быть представлено человеком, печально напоминает «божественность» государства, а нравственный вывод, сделанный Игнатием Лойолой, исходя из авторитета церкви («цель оправдывает средства»), служит чрезвычайно опасным оправданием лжи, как инструмента политики.

И Церковь, и марксизм требуют безоговорочной веры, тем самым, ограничивая свободу человека. Одно ограничивает его свободу в отношениях с Богом, другое – с Государством, вырывая, таким образом, могилу индивидуальности («Проблемы души нашего времени»).

[Oleg]

голубь мира

http://flibustahezeous3.onion/b/135235 - Библия Раджниша. Том 1. Книга 2 1110K - Бхагван Шри Раджниш (Ошо)

БЕСЕДА 20  
ПРОСВЕТЛЕНИЕ СФАБРИКОВАТЬ НЕЛЬЗЯ  
18 ноября 1984  

Бхагаван, являетесь ли Вы учителем мира?  

Прежде всего, я даже не школьный учитель, не преподаватель, а вы спрашиваете, являюсь ли я учителем мира.  

Но эта глупая идея - быть учителем мира - является очень древней в Индии. Шанкара, Рамануджа, Валлабха, Нимбакара, сотни других людей на протяжении веков провозглашали себя учителями мира. Странно... они никогда не выходили даже за пределы своих маленьких государств, не то чтобы ходить по всей Индии. Они ничего не знали о мире, но провозглашали себя учителями мира.  

Мир о них ничего не знает. Мир не признает их. Как они могут быть учителями мира?

Но они нашли тому логическое обоснование, и все приняли это обоснование.

Таким обоснованием стало следующее: всякого, кто побеждает в споре по теологическим, философским вопросам, в интерпретации так называемых священных текстов,

всякого, кто побеждает в таких состязаниях, проигравшая сторона признает своим учителем.

И тогда победитель идет по всей стране, вызывая на состязание всякого, кто претендует на звание учителя мира.

Побежденный, конечно, вынужден признать победителя учителем мира.

Побежденный должен следовать за победителем в качестве ученика.

Эти люди использовали простые лингвистические, логические дискуссии для решения вопроса о том, кто является учителем мира.

Но выиграть в логическом споре - это детская игра.

Вам можно не иметь никаких переживаний, вам просто нужно быть хорошим логиком.

Вы можете ничего не знать о том, что есть истина, вы просто хорошо умеете спорить. Это совершенно различные свойства.

В Греции такие люди назывались софистами.

С течением времени они были осуждены; но вначале они были такими же уважаемыми, как и учителя мира в Индии.

Работой софистов было спорить и учить, как спорить.

А ведь аргументирование - это просто игра, совсем как шахматы.

Она не имеет ничего общего с истиной.

Еще никто не достиг истины с помощью аргументации.

Да, вы можете победить кого-то.

Вы можете даже победить человека, имевшего переживание.

Если вы достаточно ясно выражаетесь и себе в поддержку можете призвать язык и логику, то это нетрудно.

В то время, когда Сократ вышел на греческую сцену, софисты там были повсюду.

Именно Сократ был тем, кто осудил софистику.

Он сказал: «Я могу спорить от лица любой из сторон. Скажите, на какой стороне мне быть: на стороне Бога или против Бога, - я могу спорить от лица любой из сторон и выиграю спор».

И он показал это. Он спорил от лица обеих сторон и побеждал на стороне и тех и других.

И он первым сказал: «Какой смысл во всей этой аргументации?»  

Я все это знаю, поскольку так случалось и со мной.

Когда я был студентом университета, я любил только одну игру, и этой игрой был спор. Я ненавидел все другие игры, поскольку все они казались мне очень детскими.

Если вы знаете искусство спора, то нет игры, которая могла бы сравниться с ним.

Я переезжал из одного университета в другой для участия в дебатах, в состязаниях по ораторскому искусству.  

Это случилось в университете Наджпура... Обычно выходили два человека: я и еще один человек; один из нас был за, а другой против того предмета, который выставлялся в качестве объекта спора. В тот раз человек, который должен был выступать против предмета спора, неожиданно заболел.

Было уже пора отправляться в университетскую аудиторию, а у него вдруг случилось расстройство желудка. Он сказал: «Невозможно; я не могу справиться с этим, я не могу идти, я не продержусь в аудитории и пяти минут, как вынужден буду бежать в туалет... Как я пробуду там непрерывно три или четыре часа? И никто не знает, когда наступит наша очередь... невозможно».  

Поэтому я сказал: «Не беспокойся. Об этом позабочусь я».  

Он сказал: «Как ты собираешься позаботиться об этом?»  

Я сказал: «Увидишь».  

Я должен был выступать за предмет спора. Это было моим постоянным подходом, кто бы ни выступал против меня...
Состязание, прежде всего, проводилось среди колледжей-участников - нужно было победить во всех таких состязаниях, - затем состязание проводилось в рамках университета, нужно было выиграть и его.
Потом от каждого университета выбиралось по одному человеку. Они решали, кто из них будет за, а кто против.

Это всегда было большой проблемой, поскольку люди, естественно, хотели выступать на более сильной стороне.  

Для меня это никогда не было проблемой.

Я всегда говорил: «Выбирайте себе сторону, какую хотите, оставшаяся будет моей».  

«Но, - говорили они, - так не бывает. Мы должны тянуть жребий, кто за, кто против, или пойдем к вице-канцлеру, чтобы он решил. Тебе все так просто, ты даешь нам возможность выбирать. В чем тут секрет?»  

Я говорил: «Секрета нет. Если вы знаете, как спорить, то не имеет значения, о чем спорить. Если вы не умеете спорить, тогда тоже не имеет значения, о чем спорить».  

В тот раз я выступал за.
Я высказался, и настала очередь моего противника; его имя было Карл.
Я встал и прошел на противоположную сторону.
Председательствовал вице-канцлер Наджпурского университета.
Он сказал: «Что! Вы только что высказались за и теперь выступаете против?»  

Я сказал: «Что поделаешь? Человек, которому следовало выступать против, страдает от поноса. Это не моя вина, а выступать снова для меня не проблема».  

«Но, - сказал он, - только что вы выступали "за"».
Я сказал: «Да, я высказался "за".
Теперь послушайте мое выступление "против".
Забудьте, что я - один и тот же человек.
Зачем беспокоиться о личности выступающего?
Нужно выслушивать аргументы.
Вас не должно касаться, кто именно спорит, вас должна затрагивать аргументация».
Он сказал: «Хорошо».  

Я высказался против.
И выиграл оба приза.
Выступление «против» принесло мне первый приз, выступление «за» - второй.
И я сказал вице-канцлеру: «Посмотрим, что вы скажете сейчас?
Конечно, когда я спорил вместо другого человека, я старался сделать все, как можно лучше.
Когда я спорил от себя, я прекрасно знал, что стану первым, и нечего было беспокоиться.
Но сам я ни "за", ни "против".
Я абсолютно нейтрален.
Это просто игра, а вы воспринимаете ее так серьезно».  

Вот это и сделал Сократ в Греции. И софистика благодаря Сократу...
Понимание, переживание, осознанность одного человека осудили все движение софистики, - а это было движение с почти тысячелетней историей.

Софисты были очень уважаемыми людьми: цари посылали своих сыновей изучать софистику.  

Функцией учителя было научить тому, как спорить за любую из сторон и при этом выигрывать.

Его не заботила истина.

Его заботой была победа, завоевание.

Сократ осудил софистику; он сказал,

что подход в споре не должен заключаться в завоевании, в достижении победы.

Подход должен заключаться в познании истины.

А вы даже имя истины используете для удовлетворения своего эго.  

Однако в Индии такая софистика продолжалась вплоть до настоящего времени.

Конечно, при этом она не называлась софистикой.
Само это слово прекрасно; оно происходит от слова софия, что означает мудрость.
Но софистика не была мудростью.
То, что происходило под именем мудрости, было просто глупостью, игрой, но не поиском истины.  

До Сократа софисты были очень уважаемыми, но после него само это слово стало предосудительным. Сократ доказал это так основательно и окончательно, что после него на Западе игра в софистику полностью прекратилась. Философы продолжали спорить, но их споры были не ради победы, но ради открытия, а это совершенно иная позиция.  

В Индии же это продолжалось до настоящего времени. Там все еще есть джагадгуру - джагадгуру означает учитель мира; учитель мира - это прямой перевод слова джагадгуру.

И вы удивитесь, как много в Индии учителей мира. Каждый шанкарачарья является учителем мира,

поскольку изначальный Шанкарачарья был действительно софистом.

Он ходил по стране тысячу лет назад и побеждал всех известных, уважаемых философов и ученых; он победил всех, кто вызывался спорить с ним, от одного конца страны до другого.

Его ученики написали книгу Шанкара-Диг-Виджайя - завоевание мира Шанкарой. Но то был их мир.

Он победил буддистов, джайнов, атеистов, других толкователей Вед и стал самым знаменитым учителем мира.

А мир ничего не знает о нем.  

Но как лягушка в маленьком колодце думает, что это целый мир, так и для Шанкары Индия была целым миром.

За пределами Индии люди не были настоящими человеческими существами.
Приговор, вынесенный Шанкарой, был точно таким же, какой выносила Индия на протяжении десяти тысяч лет:
за пределами Индии живут недочеловеки,
Индия - избранная страна, избранная раса, арии.

Адольф Гитлер получил идею об арийцах, ариях, из Индии. Из Индии он получил и символ - свастику на флаге.

Это индийский символ, один из древнейших символов Индии, и слово «ариец» - индийское.

И в основном все европейцы произошли от той же расы, что и индийцы.
Это доказывается их языками: немецкий, английский, французский, итальянский, испанский, датский, шведский - все они имеют свои корни в санскрите.

От тридцати до семидесяти процентов их слов выводятся от санскритских корней. Это просто означает, что изначально все эти люди произошли от одной расы.  

Поэтому немцы являются ариями, арийцами. Но идея о том, что арии - избранный народ, пришла из Индии. Вот почему в Индии к Адольфу Гитлеру была очень большая симпатия - здесь две причины: Индия была против британцев, они ведь поработили ее на три столетия, эксплуатировали ее; а Адольф Гитлер пообещал, что Индия будет родиной ариев. Поэтому один из величайших индийских лидеров, Сабах Чандра, бежал из Индии, добрался до Германии, и Адольф Гитлер никого так не встречал и не приветствовал, как Сабаха. А ведь он был никем - он бежал из британской тюрьмы.  

Стоит вспомнить то, что сказал Адольф Гитлер, принимая Сабаха Чандру. Он сказал: «Я лидер небольшой группы ариев. Этот человек, Сабах Чандра, пришел из изначальной родины ариев. Я представляю лишь маленький фрагмент; он представляет целую арийскую расу. Воздадим ему уважение, которого он заслуживает». Адольф Гитлер послал Сабаха в Японию, чтобы убедить японцев начать атаку с другой стороны.  

Идея о том, что вы особенные, нуждается в каком-то доказательстве, и аргументация является весьма изощренным способом доказательства.

Меч не является таким уж изощренным способом доказательства вашей правоты, но аргументы в споре таковыми являются.

Внешне все выглядит очень культурно, но глубоко внутри игра-то та же самая: то же самое эго, то же самое заблуждение.

Очень жаль, что в Индии не было Сократа. Я встречался с этими учителями мира, они настолько укрепились в идее, что они - учителя мира, что это звание стало наследственным.

Когда умирает один шанкарачарья, он пишет завещание в пользу того, кто будет его преемником. Этот преемник становится учителем мира... не победив в дебатах ни единого человека.

Я дискутировал со многими этими учителями мира. Они полностью забыли, что такое спор.  

Мне вспомнилось... У меня был конфликт с одним джагадгуру, с одним учителем мира - то был мой первый конфликт с шанкарачарьей - на всемирной религиозной конференции.

Он рассказывал простую историю, очень простую историю, которой я до того пользовался много раз.
У меня нет ничего против этой истории; история красива и существенна для объяснения одной истины.
И вопрос не в истине, а в том, как он говорил, что он учитель мира...  

Он рассказывал историю. Может быть, вы слышали: десять слепых людей перебираются через реку, держась за руки. Когда они добрались до другого берега, один из них сказал: «Лучше пересчитаться. Мы слепые. Вдруг кто-нибудь остался в реке, течение сильное. Кого-нибудь могло унести, давайте пересчитаемся».  

Поэтому они начали пересчитываться. Попробовал один - получилось девять, он ведь начал считать с человека, стоявшего рядом, исключив себя. Конечно, он дошел до цифры девять. Попытался второй... снова девять. Тогда они очень испугались, один человек потерялся. Попытался третий, снова девять; результат один и тот же. Человек потерялся.  
Один человек, сидевший в стороне, наблюдал все это событие. Он рассмеялся над глупостью этих слепых. Он подошел к ним поближе и сказал: «В чем проблема? Почему вы плачете и рыдаете?»  
Они сказали: «Мы потеряли одного из наших друзей. Нас было десять, а теперь только девять. Одного унесла река».  

Тот человек был, как кажется, очень несерьезным, жизнерадостным. Он сказал: «Давайте сделаем одну вещь. Встаньте в линию и пересчитайтесь так, как я скажу вам. Одного из вас я ударю по голове, и он скажет "один", потом ударю два раза по голове второго, и он скажет "два". Затем я ударю три раза по голове третьего человека, и он должен сказать "три"...»  
Они сказали: «Совершенно правильно». И, конечно, их оказалось десять. Они все пали в ноги тому человеку и сказали: «Ты спас нас».  

Это древняя история из самого, может быть, древнего собрания историй, из Панча Тантры. На Западе известны басни Эзопа; эти басни - истории из Панча Тантры. Все истории Эзопа очень древние - на самом деле никогда не было такого человека, как Эзоп. Панча Тантре, по крайней мере, пять тысяч лет. Она включает все басни, которые были у Эзопа, и много, много других.  

Будда любил объясняться посредством басен, он брал их из Панча Тантры. Когда на Западе люди начали постепенно узнавать о Будде, первым именем для Будды стало Бодхисат. А где из Бодхисат это имя превратилось в Эзопа, пока не известно. Но это имя Будды, превратившееся в Эзопа. Все басни Эзопа встречаются у Будды.  

Этой басни среди басен Эзопа нет. Она одна из самых значительных. На протяжении пяти тысяч лет мудрые люди рассказывали ее: «Запомните, вы должны начинать считать с себя, вы первые, и вы несете самую главную ответственность. Запомните, что у другого человека второй номер. Другой человек никогда не станет первым номером, у него нет такой возможности. И тот другой доступен вашему взору, вашим чувствам. Этот другой человек - объект, стоящий вовне, видимый, осязаемый, а вы - вы внутри, там, куда не достигают ваши чувства. Поэтому есть все возможности к тому, чтобы забыть себя, не пересчитать себя».  

Я сам пользовался этой историей много раз. Но в тот день она была предметом спора, шанкарачарья рассказывал ее с надменным видом; я вынужден был встать и сказать: «Вся эта история абсурдна». Там было, самое меньшее, пять тысяч человек. Это был шок. В то время я был еще совершенно неизвестен в Пенджабе. Это было мое первое посещение Пенджаба. А пенджабцы и сикхи... это опасные люди, и бросить вызов их джагадгуру...  

Наступила мертвая тишина. Джагадгуру сказал - он, должно быть, и не думал, что кто-нибудь может доказать абсурдность этой истории; за пять тысяч лет ни у одного человека она не вызывала вопросов - он сказал: «Подойдите к микрофону и докажите, что эта история абсурдна».  

Я сказал: «Это так просто, что не требует доказательств. Как эти люди узнали, что их было десять? Они, должно быть, пересчитались до того, как вошли в реку. А если они могли правильно пересчитаться до вхождения в реку, то странно, что после выхода из реки они забыли, как сделать это. Скажите мне, как они узнали, что их было десять».  

Теперь был шокирован он. Как они узнали? Если их пересчитал кто-то другой, то и в этом случае они бы знали, как это делается. Теперь они знают — нужно получить от человека удар по голове - теперь они знают, в чем была ошибка: они не считали себя. Если их пересчитывал кто-то другой, то они тоже бы знали, как это делается. Если они знали сами, как считать то, что произошло в этой маленькой речке - их арифметические способности унесло вместе с потоком? Я сказал: «Сначала вы должны ответить на этот вопрос, иначе вся эта история абсурдна».  

Он не смог ответить. Он начал трястись. Он был старым человеком, через три месяца он умер. Он так разгневался, что я сказал людям: «Посмотрите, как он разгневан. Вся эта мудрость, этот покой, это молчание - куда они исчезли? Вместе с арифметикой этих десяти слепых? Он одиннадцатый слепой!»  

Он пришел в такое неистовство, что если бы остался там, на сцене, то мог бы сказать что-нибудь, или сделать что-нибудь, или напасть на меня, поэтому он просто бросился прочь со сцены. Я сказал: «Посмотрите, он бежит. И это ваш джагадгуру, учитель мира. Он не может объяснить простой истории, которую сам рассказал, - что же говорить о других вещах!» Но вот таким именно образом и действует софистика. Она может доказать все, что угодно, как правильное, она может доказать все, что угодно, как неправильное.  

В Джабалпуре, где я провел, по крайней мере, двадцать лет, был один шанкарачарья, джагадгуру, учитель мира, и он жил поблизости от меня. Время от времени я, бывало, изводил его. Всякий раз, когда я видел у него людей, я приходил к нему. Как-то раз, когда я пришел к нему, он сказал: «Сегодняшнее собрание распускается».  

Я сказал: «Распускаете вы собрание или нет, меня вы распустить не можете. Я собираюсь остаться и немного поспорить с вами». Я сказал ему: «Никто в мире вас не знает, - а вы все же называете себя учителем мира? Есть ли у вас для этого какие-нибудь основания?»  

Он сказал: «У меня нет никаких оснований, но я не поднимаю таких вопросов на публике. Они не поймут».  

Я сказал: «Да, они не поймут из-за таких людей, как вы, которые не дают ходу правильным вопросам. Это правильный вопрос. Вы знаете, что мир о вас ничего не знает, что мир не воспринимает вас как учителя». Я сказал ему: «Последуйте моему совету, и я дам вам надежные основания».  

Он сказал: «Что это за надежные основания? Я готов следовать вашему совету».  

Я сказал: « Просто сделайте одну вещь. У вас есть один ученик, который постоянно служит вам, - тот был почти как слуга - так вот, измените его имя».  

Он спросил: «Но как это может помочь?»  

Я сказал: «Только послушайте. Назовите его Джагат, мир. Джагат - очень распространенное в Индии имя, вот и назовите его Джагат, а вы, конечно, являетесь его гуру, учителем; назвав его Джагат, вы локально станете джагадгуру».  

Он сказал: «Это правильно. Тогда никто не сможет меня упрекнуть в том, что я называюсь джагадгуру».  

Эти дураки... но в начале этого столетия одно из самых ложных религиозных движений в мире принесло на Запад эту идею. Этим движением была теософия. Теософия была мировым движением, и она перевела слово «джагадгуру» как учитель мира. И точно так же, как евреи ожидают мессию, так и буддисты ожидают пришествия Будды. Его имя будет Майтрейя, друг. И сейчас то самое время, предсказанное Буддой, «...когда я вернусь». Так что теософское движение воспользовалось благоприятной возможностью. Теософия представляет собой смесь всех религий: христианства, мусульманства, буддизма, джайнизма, индуизма; они собрали из всех религий все то, что представлялось им хорошим, достойным. Но иногда при этом может получиться самая идиотская вещь. Вот красивый нос, отрежьте его. Чьи-то глаза прекрасны, возьмите их. У кого-то красивые руки, отрубите их. Вы собираете все эти конечности от различных людей и складываете их вместе. Вы что думаете, получите самого прекрасного человека в мире? У вас будет просто труп, а не то, что живой человек. И нос, который выглядел прекрасно на одном лице, может оказаться совсем не таким красивым в новой комбинации. Глаза, выглядевшие красиво с одними волосами, с волосами одного цвета, у другого человека могут оказаться совсем некрасивыми.  


Этот собранный человек мертв, и все части его разобщены; нет нити, которая могла бы связать их. Вот что такое теософия. Она взяла все красивое ото всех возможных мест. Они проделали огромную работу. И когда они натолкнулись на идею о том, что сейчас то самое время, когда должен прийти Будда, они начали - ведь только в этом случае их религия будет иметь твердые основания. В противном случае это всего лишь работа досужего ума: одни ученые потрудились над джайнскими источниками, другие - над буддийскими источниками, еще одни - над индусскими источниками.  

А потрудиться даже над одним источником - это большая работа. Так много буддийских книг, так много джайнских книг. Эти источники не так бедны, как христианские - одна только Библия. Они не так бедны, как мусульманские - один только Коран. У этих источников тысячи книг, и комментарии к этим книгам, и потом комментарии к комментариям, и комментарии к комментариям к комментариям. На протяжении столетий... одна книга могла порождать серии из тысяч комментариев, один комментарий на другой. Найти наилучшую часть совсем не просто, но теософы потрудились потрясающе.  

У них в Адьяре - городе, расположенном в индийском штате Мадрас, - одна из самых ценных библиотек, где они собрали всевозможные источники по вопросам религии. Они нашли и обработали даже те религии, которые давно исчезли и не имеют последователей. Если они были не в состоянии найти подлинные источники, они добывали сведения из других религий соответствующей эпохи, ведь эти религии постоянно спорили между собой. Одна религия могла исчезнуть, но ее аргументация подбиралась какой-нибудь другой религией того времени, которая была еще жива. Они собирали из этих источников, из вторичных источников, и накопили огромную литературу. И они собрали по всему миру огромное число последователей, поскольку люди уже насытились старыми религиями. Было очень привлекательным то, что они взяли самую существенную сердцевину от каждой религии и создали, таким образом, теософию: тео означает Бог, софия означает мудрость - мудрость о Боге.  

...

https://edo-tokyo.livejournal.com/8288379.html

Субхас Чандра Бос–борец за независимость Индии и несостоявшийся "индийский фюрер"

Одержимость идеей безграничной власти и реально высокие интеллектуальные способности превратили Боса из обычного фанатика-революционера в образованного фанатика-революционера, то есть в самую жестокую его разновидность (типичный представитель этой разновидности – Пол Пот).

СТАВКА НА ГИТЛЕРА

Вскоре Субхас Чандра разочаровался в политике ненасилия Махатмы Ганди, поскольку она не приносила желаемых результатов. Бос считал, что только вооружённая борьба с колонизаторами-англичанами поможет его стране добиться независимости. И тогда он организовал свою собственную партию под названием «Индия, вперёд!».

За решительность и умение увлечь за собой широкие народные массы, Бос получил у соих сторонников прозвище «Нетаджи», то есть «Вождь». В этой связи показательно, что именно словом «вождь» переводятся на русский такие титулы, как «фюрер» (его в Германии имел Гитлер), «дуче» (Муссолини в Италии) «каудильо» (Франко в Испании). Сюда же можно приплюсовать «вождя мирового пролетариата» Сталина...

Именно в то время на мировой политической арене как раз взошла звезда Гитлера, сумевшего не только вывести Германию из экономического кризиса, но и разгромить своих главных противников (Францию и Англию) на поле боя. Гитлер для Субхас Чандры стал своего рода путеводной звездой. Молодому индийскому политику нравились авторитарный стиль правления фюрера и та железная дисциплина в Германии, которая позволила немцам стать лидирующей нацией в Европе. И Бос сделал ставку на Гитлера...

В январе 1941 г. Субхас Чандра покинул свою страну, сбежав из-под домашнего ареста, и направился в Берлин. Однако Гитлер оказал ему далеко не самый тёплый приём. Аудиенции у фюрера германской нации пришлось дожидаться больше года. Дело в том, что Гитлер к этому времени был уверен, что с Советским Союзом будет вскоре покончено. А дальнейшие его захватнические планы простирались в том числе и на Индию. Бос был нужен Гитлеру в лучшем случае как марионетка в будущем правительстве завоёванной Индии.

[Oleg]

Даже низшие индусы угарают над этой особенностью русских-жрать чеснок. Так вот-сожрал чеснок-об йоге-забудь)))))))

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=1QhpHbBf7xo" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=1QhpHbBf7xo</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=z-FR3703SYA" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=z-FR3703SYA</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=moeSx6JLrm8" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=moeSx6JLrm8</a>

таки да https://www.youtube.com/чеснок с мёдом

+ см. https://yandex.ru/ чеснок в аюрведе

ампулы с чесноком иногда пригождаются.. в битвах с ночными ioадептами полагающими себя высшими брахманами-абдурахманами

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=vrEN5Bl2ncI" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=vrEN5Bl2ncI</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=8Db2eErEpFI" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=8Db2eErEpFI</a>

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=uss4nqKJk5s" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=uss4nqKJk5s</a>

Но иногда жаждущие бессмертия видимо перебарщивают с кхечари и высовыванием языка

https://yandex.ru/ для кхечари нужно языком достать подбородок

подробности консервации чеснока были тут

https://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=5607593 - Блэйд (расширенная версия) / Blade (Extended Cut)
https://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=3478685 - Блэйд / Blade (Стивен Норрингтон / Stephen Norrington) [1998, США, Боевик, триллер, фэнтези, приключения, BDRip-AVC] Dub + Original (Eng) + Sub (Rus, Eng)

а уж как применять так давно всё прописано брахманами по чесноку

- Домашние средства Аюрведы 2562K - Васант Лад

Четыре способа усилить пищеварительный огонь

Имбирь. Одна из лучших трав для улучшения агни — это имбирь. Перед каждой трапезой съедайте немного натертого или нарезанного свежего имбиря, приправленного несколькими каплями лаймового (или лимонного) сока и щепоткой соли. Можно просто отрезать тонкий ломтик имбиря, посыпать солью и съесть, тщательно пережевывая.

Чеснок и трикату. Еще одно хорошее средство для стимуляции пищеварения перед едой: смешайте 1/4 чайной ложки сухого чесночного порошка, 1/2 чайной ложки трикату и щепотку каменной соли (трикату состоит из равных количеств имбиря, черного перца и пиппали, или индийского длинного перца). Принимайте эту смесь перед обедом и ужином.

• Нарежьте 1 зубчик свежегочеснока, добавьте 1/4 чайной ложки размолотого в порошок кумина, по щепотке трикату и каменной соли, чайную ложку лаймового (или лимонного) сока. Принимать эту смесь нужно также перед едой.
...

Дополнительные рекомендации
Луковый сок. Выпейте 1/4 чашки свежего лукового сока, добавив к нему по l/2 чайной ложки меда и черного перца.
Чеснок. Или съешьте зубчик свежего чеснока, нарезав его и посыпав щепоткой соли и щепоткой питьевой соды.
...

Промывание печени с целью удаления камня. Когда приступ закончится и боль пройдет, можно попробовать удалить желчный камень, сделав промывание печени. Эту процедуру не следует делать, если камень большой, поэтому перед тем, как приступить к лечению, абсолютно необходимо сделать ультразвуковое исследование, чтобы установить точные размеры камня, и затем посоветоваться с врачом относительно возможности применения рекомендуемого метода. Если камень маленький и образовался недавно, эта процедура эффективна. Если же он довольно крупный, скажем, больше 3 — 4 мм в диаметре, то промывание делать не стоит.

Добавьте на стакан оливкового масла 1/2 стакана лимонного сока, один измельченный зубчик свежего чеснока и 1/4 чайной ложки кайенского перца. Выпейте всю эту смесь ранним утром (примерно в б часов) на голодный желудок. Не ешьте ничего по меньшей мере до полудня. Если почувствуете жажду, выпейте горячей воды или немного лаймового (или лимонного) сока.

Эта процедура оказывает шоковое действие на желчный пузырь, заставляя его интенсивно сокращаться и тем самым выдавливать камень (или камни) в двенадцатиперстную кишку.

Вечером того же дня примите перед сном l/2 чайной ложки трипхалы с теплой водой. На следующее утро в стуле будет зеленоватая субстанция. Это загустевшая и свернувшаяся желчь, которая содержит фрагменты желчного камня.
...
Чеснок улучшает кровоснабжение, увеличивает просвет кровеносных сосудов.
...
При хроническом кашле. Приготовьте смесь из 4 частей порошка чеснока и 1 части трикату. Добавьте немного меда и принимайте по два раза в день.
...
Лашунадивати (состав «Чеснок») успешно применяют при спазмах гладкой и скелетной мускулатуры. Принимайте по одной таблетке после ужина в течение 5 дней. Можно купить и чесночные таблетки без запаха и принимать их, как указано на упаковке. Чеснок расслабляет мышцы, успокаивает вату и помогает избавиться от мышечных судорог.
...
Потеря слуха
Слухом управляет аспект ваты, известный под названием «прана-вата». У пожилых людей прана-вата обычно ослабевает, что приводит к так называемой неврологической глухоте, обусловленной снижением нервной проводимости. Человек перестает хорошо слышать, потому что его нервы становятся «слабыми».

Чтобы улучшить слух, попробуйте следующие средства.

Йогарадж гуггул. Этот аюрведический состав успокаивает вату и улучшает состояние нервных волокон. Принимать его следует по 200 мг два — три раза в день с теплой водой после еды.

Характер питания. Избегайте пищи, увеличивающей вату, — воздушной кукурузы, кукурузных хлопьев, бобовых, сырых овощей и холодных напитков (см. Главу 8 ).

Не переохлаждайтесь и избегайте сквозняков.

Чесночное масло. Налейте около столовой ложки кунжутного масла на маленькую сковороду, разогрейте и добавьте 1 зубчик мелко нарезанного чеснока. Тушите, стараясь максимально размять чеснок, пока он не приобретет коричневый оттенок, а потом остудите. Полученное таким образом чесночное масло обладает великолепным ароматом и целебными свойствами. Закапайте 5 — 10 капель в ухо. Это улучшит функции слухового нерва.

ПРИМЕЧАНИЕ: Имейте в виду, что чесночное масло можно использовать только при отсутствии инфекции уха.
...
Еще одно простое домашнее средство для защиты сердца и сохранения его здоровья — употребление в небольшом количестве чеснока, что снижает холестерин, усиливает кровообращение и препятствует застойным явлениям.
...
Чесночное масло. Иногда сера упрямо застревает в ушном канале и ее трудно извлечь наружу. В подобном случае, за день или два до промывания, следует размягчить серную пробку, закапав в ухо теплое чесночное масло. Возьмите примерно 1 столовую ложку кунжутного масла, добавьте половину зубчика мелко порезанного свежего чеснока и подогревайте масло, пока частички чеснока не станут слегка коричневыми. После этого процедите масло в чистую посуду. (Можно использовать и чистое кунжутное масло, но чесночное масло подействует лучше.)

Два — три раза в день закапывайте по нескольку капель теплого, но не горячего масла в ухо. Масло смажет ушной канал и размягчит серу, которую затем можно будет легко удалить.
...
Холестерин — повышение уровня
Высокий холестерин означает повышенное содержание липидов (жиров) в крови. В сущности, это расстройство жирового обмена. К повышению уровня холестерина наиболее склонны люди с пониженной функцией печени или щитовидной железы, а также те, кто в прошлом принимал стероиды или употребляет много продуктов питания, способствующих образованию капхи в организме.

При высоком содержании холестерина в крови он может образовывать бляшки на стенках артерий, что ведет к атеросклерозу, сердечно-сосудистым заболеваниям, гипертонии, инсульту, инфаркту миокарда.

Есть два вида холестерина — ЛВП-холестерин (входящий в состав липо-протеидов высокой плотности), или «хороший» холестерин, и «плохой», или ЛНП-холестерин (содержащийся в липопротеидах низкой плотности). В наши дни исследователи полагают, что с точки зрения предрасположенности к сердечно-сосудистым заболеваниям и другим нарушениям здоровья отношение суммарного холестерина к ЛВП-холестерину является более важным показателем, нежели общий уровень холестерина.

Понизить высокий уровень холестерина в крови и предотвратить его дальнейшее нарастание вам помогут следующие рекомендации.

Характер питания. Придерживайтесь диеты, успокаивающей капху (см. Главу 8 ). Исключите жирную и жареную пищу. Никаких сыров, жирного молока или йогурта. Сведите к минимуму потребление сладкого, а также холодных блюд и напитков. При приготовлении пищи используйте больше лука, чеснока, горячих специй.

Средства из трав. При высоком уровне холестерина в крови отлично помогает употребление чеснока. Смешайте один тонко измельченный зубчик свежего чеснока с молотым имбирным корнем (1/2 чайной ложки) и лаймовым (или лимонным) соком (1/2 чайной ложки) и принимайте перед каждым приемом пищи.

у сего чесночного автора чтото брахманское в повадках проскальзывает..

но если терра опять скажет он шудра и воопче неприкасаемый то уж и не знаю куды бечь

<a href="https://www.youtube.com/watch?v=anfiLi9pW_k" target="_blank">https://www.youtube.com/watch?v=anfiLi9pW_k</a>

Ayurvedic Perspective on COVID-19. Vasant Lad

https://www.youtube.com/ Vasant Lad

последняя надежда на флибустьеров

http://fbsearch.ru/ чеснок и аюрведа

хотя вот у патанджальцев - ни слова о чесноке (Ctrl-F = 0)

http://flibustahezeous3.onion/b/162433/read - Йога-сутры Патанджали. Прояснение (пер. Карина Куранова) 238K - Беллур Кришнамачар Сундарараджа Айенгар
http://flibustahezeous3.onion/b/333177/read - Йога-сутра Патанджали. Комментарии [calibre 0.8.0] 1367K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Свами Сатьянанда Сарасвати
http://flibustahezeous3.onion/b/93711/read - Йога-сутры 3298K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Патанджали
http://flibustahezeous3.onion/b/324733/read - Йога-сутра 160K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Фальков - Патанджали
http://flibustahezeous3.onion/b/411111 - Классическая йога [«Йога-сутры» Патанджали и «Вьяса-бхашья»] 1495K, 147 с. (скачать pdf)  (перевод: Елена Петровна Островская, В. И. Рудный)
...
Пананджали видимо любил жрать чеснок

[terra]

Кали юга. Есть Превосходная притча о проклятых двух индийских принцах . Найду покажу) Я тоже ела и иногда ем чеснок ( уу елки все так ..замечательно.. не пожрать ли г***на до кучи))))