Поэтому, следующая вещь, которая необходима, чтобы стать
воином, - это отрешенность. Мысль о неминуемой смерти вместо
того, чтобы стать препятствием, становится безразличием.
Дон Хуан перестал говорить и взглянул на меня. Он,
казалось, ожидал замечаний.
- Ты понимаешь? - спросил он.
Я понимал то, что он говорил, но я лично не мог
увидеть, как кто-либо может прийти к чувству отрешенности. Я
сказал, что с точки зрения моего собственного ученичества, я
уже пережил момент, когда знание становится таким
устрашающим делом. Я мог также правдиво сказать, что я
больше не находил поддержки в обычных занятиях моей
повседневной жизни. И я хотел, или, может быть, даже более,
чем хотел, я нуждался в том, чтобы жить, как воин.
- Теперь ты должен отрешиться, - сказал он.
- От чего?
- Отрешиться от всего.
- Это невозможно. Я не хочу быть отшельником.
- Быть отшельником - это потакание себе, и я никогда не
имел этого в виду. Отшельник не отрешен, так как он по
своему желанию покидает самого себя, чтобы стать
отшельником.
Только мысль о смерти делает человека достаточно
отрешенным, так что он не может отказать себе в чем-либо.
Человек такого сорта, однако, не мудрствует, потому что он
приобрел молчаливую страсть к жизни и ко всем вещам в жизни.
Он знает, что его смерть подгоняет его и не даст ему времени
прилипнуть к чему-либо, поэтому он испытывает, без
мудрствований, все обо всем.
Отрешенный человек, который знает, что он не имеет
никакой возможности отбиться от своей смерти, имеет только
одну вещь, чтобы поддерживать себя - силу своего решения. Он
должен быть, так сказать, мастером своего выбора. Он должен
полностью понимать, что он сам полностью отвечает за свой
выбор, и если он однажды сделал его, то у него нет больше
времени для сожалений или укоров себя. Его решения
окончательны просто потому, что его смерть не дает ему
времени прилипнуть к чему-нибудь.
Я чувствовал, что каким-то образом воспринял все-таки одну из концепций жизни воина - отрешенность. Горда сказала, что я сделал больше чем воспринял ее, - я фактически воплотил ее. С доном Хуаном у нас бывали длинные разговоры о том, что когда-нибудь я сделаю именно это. Он сказал, что отрешенность не означает автоматически и мудрости, но что тем не менее она является преимуществом, потому что позволяет воину делать моментальную паузу для переоценки ситуации и пересмотра позиций, но чтобы пользоваться этим лишним моментом сообразно и правильно, необходимо, сказал он, чтобы воин непрестанно сражался за свою жизнь. Я не рассчитывал когда-либо испытать это чувство. Насколько я мог определить, не было способа сымпровизировать его. Мне бесполезно было думать о преимуществах этого чувства или рассуждать о возможностях его прихода.